Я не первый год пишу по проблематике участия Польши в подготовке Второй мировой войны и событиях на её европейском театре в 1938 — 1941 годах и постоянно сталкиваюсь с попытками тех в Польше, кто мыслит с реваншистских позиций, опровергнуть мои тезисы.
В этом не было бы ничего вызывающего неприятия, если бы речь шла о нормальной научной дискуссии, когда сначала исследуется ВЕСЬ НАБОР фактов, а потом стороны совместными усилиями выходят на их трактовку — желательно взаимоприемлемую. В случае же с моими (и, думаю, не только моими) польскими оппонентами происходит с точностью наоборот: они берут свою политически мотивированную оценку событий, подгоняют под неё факты, а своих зарубежных оппонентов пытаются заставить принять их позицию политико-пропагандистским давлением. К сожалению, есть и в России силы, в том числе и в среде тех, кто занимается историей, какие подходят к историческим исследованиям с политически ангажированных, конъюнктурных позиций. Тем не менее, спор даже с такими оппонентами не противоречит задаче нахождения истины, и мы будем, с одной стороны, и далее вести свою исследовательскую и просветительскую работу, а с другой — продолжать давать отповедь тем, кто желает нам помешать. Это нужно, что история не только наука, но и почва, на которой воспитываются новые поколения русских людей.

Итак, что же пишут наши оппоненты, в том числе и в посольстве Польши в РФ?

Критикуя мою статью ""Большая тройка" и польский вопрос" (1), они утверждают: «1. Тезис о том, что Польша якобы сыграла важную роль в развязывании Второй мировой войны, не соответствует очевидным историческим фактам, ибо Польша стала первой жертвой немецкой агрессии».

Напомню, что аргументы по вопросу о роли Польши в развязывании Второй мировой войны были изложены мною в сентябре 2014 года в статье «Польские виновники Второй мировой войны» (2).

К сказанному в ней добавлю, что, во-первых, само по себе утверждение, что Польша стала жертвой агрессии ещё не означает, что прежде сама Вторая Речь Посполитая не выступала в роли агрессора. Одно другого не исключает. Тем более, что так и произошло в действительности. Всем хорошо известно о захвате Второй Речью Посполитой Вильнюса у Литвы и участии в разделе Чехословакии. Во-вторых, хотя 1 сентября 1939 года Польша подверглась нападению, но вопреки вышеприведённому утверждению, Польша была не первой жертвой немецкой агрессии. За 11 месяцев до вторжения в Польшу Германия, получив 29 — 30 сентября 1938 года в Мюнхене согласие Италии, Франции и Великобритании, захватила Судетскую область Чехословакии. Свой вклад в расправу над демократическим Чехословацким государством, а, следовательно, в развязывание Второй мировой войны, внесла и Польша. Официальная Варшава была категорически против того, чтобы пропустить через свою территорию в Чехословакию части Красной Армии, задачей которых было противодействие гитлеровской агрессии на территорию ЧСР. Аналогичным образом Варшава вела себя и в 1939 году, когда Кремль предложил свою помощь уже ей. Тем самым и в 1938 году, и в 1939 году Польша способствовала Германии в реализации её агрессивных планов и шлагбаумом лежала на пути политики коллективной безопасности.

Одну из причин польского упрямства в разговоре с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне раскрыл польский посол во Франции Ю. Лукасевич: «Бек никогда не позволит русским войскам занять те территории, какие мы у них забрали в 1921 году» (3). Польские власти не без оснований боялись того, что одно появление РККА в Западной Украине и Западной Белоруссии даст импульс национально-освободительной борьбе украинцев и белорусов.

В-третьих, авторы вышеприведённого тезиса не могут не знать о том, что в октябре 1938 года её страна захватила Тешинскую область Чехословакии. Польские политики и военные готовились к этой акции несколько лет, что хорошо показано в книге С. В. Морозова (4). Чуть позже поляки прихватили и Яворину на Ораве — небольшую территорию (226 кв. км) на севере Словакии (5).

Суммируя вышеизложенное можно сделать вполне обоснованный вывод о том, что нет никаких оснований снимать с польских политиков 1930-х гг. ответственность за развязывание Второй мировой войны. Тем более, что за их безответственную политику миллионы поляков расплатились своими жизнями. Тот факт, что в 1939 году отношения между Берлином и Варшавой настолько испортились, что дело дошло до войны, не является оправданием раздела Чехословакии и не должно вести к забвению роли Польши в развязывании Второй мировой войны. «Гиеной» назвал Польшу не автор статьи ""Большая тройка" и польский вопрос", а Уинстон Черчилль. Он же, характеризуя политику польских властей кануна войны, заметил, что польское руководство заслужило то, что в итоге получило.

«2. В сообщении о том, что „Польша была разгромлена Вермахтом за четыре недели“ умалчивается факт советской агрессии 17 сентября 1939, что явило собой исполнение тайного протокола к договору Риббентроп — Молотов и несомненно привело к поражению регулярной польской армии».

Констатировав то, что Польша была разгромлена Вермахтом за четыре недели, я исходил из того, что на 28-й день войны — 28 сентября 1939 года — был подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией. Как боеспособная структура польская армия перестала существовать гораздо раньше. Один из лучших российских военных историков М. И. Мельтюхов, подробно изложив ход военных действий в первой половине сентября, констатировал: «Обстановка на всех фронтах в середине сентября была для польской армии катастрофической. Польское верховное командование уже не могло управлять действиями вооружённых сил… Польской армии как организованного целого начиная со второй половины сентября 1939 г. не существовало. В это время германское командование сосредоточило усилия на окружении польской армии в восточных районах страны» (6). В том, что поляки были обречены, не сомневается ни один серьёзный историк. Впрочем, в польских учебниках истории события 17 сентября 1939 года трактуют как «нож в спину» героически сражавшейся польской армии (7).

В действительности же боеспособная армия, как и ещё функционирующее государство, 17 сентября существовали только в воображении бежавших в Румынию польских политиков. Сам факт бегства президента страны и министров свидетельствует об этом красноречивее любых слов. Госпоже Послу Польши в РФ должно быть известно, что 12 сентября фюрер Третьего Рейха Адольф Гитлер собрал совещание, на котором обсуждался вопрос о политическом будущем восточных районов бывшей Польши. Рассматривался и вариант создания западно-украинского государства, подконтрольного Берлину. Польский историк Гжегож Мотыка пишет: «Поскольку советская сторона по-прежнему бездействовала… 15 сентября состоялась встреча адмирала Вильгельма Канариса с Андреем Мельником, после которой руководитель ОУН приступил к формированию будущего украинского правительства, но 17 сентября началось советское наступление» (8). Если бы этого не случилось, то вскоре на границе с Советским Союзом возникло марионеточное нацистское Украинское «государство» — плацдарм гитлеровской Германии для вторжения в СССР.

О Договоре о ненападении между Германией и Советским Союзом, который на Западе именуют «пактом Молотова — Риббентропа» и подают как главную причину Второй мировой войны, существует обширная литература (9). Полгода назад, в августе 2014 года я посвятил этой теме статью «По следам пособников нацистов» (10). К сказанному в ней добавлю, что нельзя забывать о событиях, произошедших за пять месяцев до 23 августа 1939 года. А. В. Шубин пишет: «Британское предложение гарантий и одновременный ультиматум со стороны Германии 21 марта 1939 г. поставил Польшу перед выбором — либо превращение в германского сателлита, либо „равноправная“ дружба с Западом» (11). 26 марта Варшава ответила отказом на предложения Берлина, а 28-го заявила, что любое изменение положения Данцига будет рассматриваться как нападение.

Гитлер ответил тем, что 11 апреля 1939 года утвердил «Директиву о единой подготовке вооружённых сил к войне на 1939 — 1940 гг.» (12). План войны с Польшей, получивший название «Вайс» («Белый»), устанавливал срок готовности германских вооружённых сил к войне — 1 сентября 1939 года. Фальсификаторы истории, объявившие «пакт» причиной нападения Германии на Польшу, предпочитают не вспоминать о решениях, принятых политическим руководством и военным командованием Третьего Рейха ещё весной. Хотя именно тогда был запланирован блицкриг, предполагавший удары по Польше с запада (из Померании), юга (из Силезии) и севера (из Восточной Пруссии).

"3. Информация, что «30 сентября возникло „самопровозглашённое польское правительство в изгнании“ также неверна, что так наз. „лондонское правительство“ было правопреемником законной власти, вынужденной покинуть территорию страны, в тот момент, когда иссякли возможности её обороны».

Вопрос о происхождении польского правительства в изгнании не так прост, как иногда изображается. Известно, что бежавший в Румынию президент Польши Игнацы Мосцицкий назначил своим преемником польского посла в Италии Болеслава Веняву-Длугошовского. Причины, в силу которых уже на следующий день тот был вынужден передать свои полномочия Владиславу Рачкевичу, доподлинно мне не известны. Но существует точка зрения, что это произошло под давлением Франции (13), для которой Рачкевич был более приемлемой кандидатурой. Так это или нет, должны разбираться польские историки. Рачкевич и поставил во главе польского правительства в изгнании генерала Владислава Сикорского.

Что же касается упрёка в мой адрес, то буду готов убрать из своей статьи слово «самопровозглашённое» — в случае, если те, кто оспаривает данный тезис, представят правовые документы Второй Речи Посполитой, где была прописана именно такая процедура передачи власти, которая была реализована в сентябре 1939 года.

«4. Противоречит историческим фактам установка автора, якобы Кремль делал всё возможное, чтобы одеть, накормить формирующиеся подразделения польской армии в СССР под командованием генерала Владислава Андерса. В польскую армию добирались десятки тысяч истощённых каторжным трудом людей — мужчин, женщин и детей, увезённых с Востока Польши после вторжения туда Красной армии. Им приходилось преодолевать болезни, отсутствие продовольствия, одежды».

Называя мой вывод о том, что «Кремль делал всё возможное, чтобы одеть, накормить формирующиеся подразделения польской армии в СССР под командованием генерала Владислава Андерса», противоречащим историческим фактам, критики не считают нужным подтвердить свой вывод документами. Если у них их нет, то поделюсь своими.

Дипломатические отношения между правительством СССР и находившимся в Лондоне польским эмигрантским правительством были восстановлены 30 июля 1941 года. В соответствии с указом президиума Верховного совета СССР от 12 августа 1941 года были амнистированы и освобождены из тюрем, лагерей, мест ссылки и высылки 389041 человек — граждан Польши, репрессированных в 1939 — 1940 годах, из них 200828 поляков (14). Е. В. Яковлева пишет: «Несмотря на тяжелейшую ситуацию, в которой находился СССР в 1941 — 1942 гг. после вторжения немецких войск, польских военнослужащих полностью обеспечивали всем необходимым. Питание, обмундирование, а также вооружение армии Андерса осуществлялось за счёт предоставленного эмигрантскому правительству кредита в 65 млн рублей, который оно должно было погасить в течение 10 лет после окончания войны. Каждому бывшему военнопленному при освобождении из лагеря выдалось единовременное пособие. Рядовые получили по 500 руб., офицеры же — существенно больше: подполковники и майоры — по 3 тыс. руб., полковники — по 5 тыс. руб., генералы — по 10 тыс. руб., а персонально генерал Андерс — 25 тыс. рублей. Всего было выдано пособий на сумму 15 млн рублей. В следующем году Советский Союз предоставил правительству Сикорского ещё один беспроцентный кредит на сумму 300 млн рублей» (15).

И это — в условиях начала тяжелейшей войны, когда сам Кремль брал взаймы у США. Находившиеся в глубоком тылу польские военнослужащие получали такие же пайки, как участвовавшие в боях бойцы Красной Армии. Не участвовавшие в боях красноармейцы получали меньший паёк. При желании госпожа Посол Польши в РФ может ознакомиться с самыми разными документами — даже с Меню официального обеда в Екатерининском зале Большого Кремлевского Дворца в честь премьер-министра польского правительства в изгнании генерала Сикорского. На обеде присутствовал и командующий Польской армией в СССР генерал Владислав Андерс. 4 декабря 1941 года, то есть накануне начала контрнаступления советских войск под Москвой, Сталин потчевал польских гостей такими блюдами:

«Холодные закуски: Икра зернистая, икра паюсная, расстегайчики. Сёмга, балык белорыбий, сельди с гарниром. Ветчина, салат оливье, поросёнок. Сыры, масло, огурцы кавказские, помидоры. Горячие закуски: Грибы белые в сметане огратен. Медальон из дичи пуаврад. Обед: Суп крем из кур, консоме, борщок, пирожки пай. Стерлядь в шампанском, нельма отварная. Индейка, цыплята, рябчики. Спаржа, соус маслин и масло. Парфе шоколадное. Кофе, ликёры, коньяк. Пети-фур, фрукты Миндаль жареный» (16).

Нам напоминают о тяготах и лишениях, какие переживали простые поляки во время войны. Положение граждан СССР было не менее тяжёлым, чего не скажешь о польской элите. О «хождениях по мукам» в годы войны генерала Андерса в СССР можно почитать в мемуарах его адъютанта Ежи Климковского (17), генерала С. Г. Поплавского (18), советского дипломата Н. В. Новикова (19) и др. По свидетельству Климковского, Андерс дважды в день устраивал пирушки, в которых принимало участие не менее десятка офицеров: «Угощения было вдоволь. Самые изысканные блюда, причём в неограниченном количестве, всегда были в распоряжении собеседников, количество всевозможных напитков также было немалым. Ставшие популярные приёмы у генерала получили наименование „сеансов обжорства“» (20). В окружении генерала знали о том, что на казённые деньги он скупал золотые монеты и портсигары, доллары, бриллианты и иные драгоценности. Климковский свидетельствовал: «Для оказания помощи „простым смертным“ не хватало денег, а на посольские дачи или золотые портсигары, на икру, на гулянки и попойки, а также на подарки для разных кокоток недостатка в средствах не было, они всегда как-то находились» (21).

Жаль, что польский кинорежиссёр Анджей Вайда до сих пор не снял фильм об этих «похождениях» бравого генерала Андерса и его приближённых.

«5. Неприемлемым считаем отрицание правды о преступлениях НКВД, совершённых на территории б. СССР против более чем 20 тысяч польских офицеров. В обширной литературе, появившийся ещё в годы Второй мировой войны однозначно подтверждается факт совершения преступления и его отрицание в свете признанных исторических исследований просто недопустимо».

Тема Катыни настолько сложна и запутана, что требует отдельного разговора. Факт совершения преступления под сомнение мной никогда не ставился. Вопрос состоит в том, кто и когда совершил это преступление? Авторам выше приведённого тезиса должно быть известно, что кроме «признанных исторических исследований», существует много других исследований, в которых с опорой на широкий массив исторических документов изложена принципиально иная точка зрения (22). А в «обширной литературе» периода Второй мировой войны и первых послевоенных лет расстрел в Катыни как раз признавался преступлением Германии. Ревизия началась позже.

Главное же состоит в том, что по катынскому делу осталось много вопросов, без ответа на какие невозможно делать окончательные выводы. Перечислив несколько таких вопросов в статье, далее я заметил, что о «них хорошо осведомлены польские историки и политики, игнорирующие неудобные для себя вопросы столь же упорно и последовательно, как Запад игнорирует факты, опровергающие его версию гибели малазийского Боинга в небе Новороссии».

Адепты геббельсовско-польской версии уверяют, что польские офицеры, содержавшиеся в Осташковском, Козельском и Старобельском лагерях были расстреляны в апреле — мае 1940 года. М. И. Семиряга более 20 лет назад так изложил обстоятельства обнаружения останков польских офицеров в Катыни: «В начале 1943 г. стало известно, что ещё весной 1942 г. польские рабочие, занятые в германской организации Тодта на строительстве дорог в районе Смоленска, узнали от местного населения о наличии в Катыни захоронений польских офицеров. Одну из могил они сами раскопали, убедились в правдивости сообщённых им сведений, затем засыпали, поставив на ней два деревянных креста. В феврале 1943 г. сведения об этих могилах дошли до начальника команды № 570 германской полевой полиции Л. Фосса, а затем и до командира 537-го полка связи. Через несколько дней за обнаружение этих могил Л. Фосс по ходатайству Геббельса был награждён орденом… Раскопки начались 29 марта 1943 г. Одновременно, как доносил Фосс, был допрошен ряд местных жителей, какие показали, что… в течение апреля — мая 1940 г. железнодорожными эшелонами сюда доставлялись польские офицеры, которых здесь же уничтожали» (23).

М. И. Семиряга не счёл нужным изложить обстоятельства, при которых свидетели дали нужные немцам показания. «Запамятовал» он сказать и о том, что при расстрелах никто из них не присутствовал и «свидетельствовали» они с чужих, точнее немецких, слов. И это — далеко не единственная странность.

На другую странность обратил внимание чешский профессор Франтишек Гаек, который впервые побывал в Катыни весной 1943 года по приказу из Берлина в составе тщательно подобранной немцами группы экспертов (24): «Странно, что немецкая администрация, хотя и приложила к делу столько усилий, не отыскала тех 10 польских рабочих, какие летом 1942 г. первыми нашли могилы, и не спросила их, от кого они узнали о могилах и почему в таком случае не сообщили о находке немецким органам. Ведь у польских рабочих не было причин утаивать это дело» (25). Как объясняют данные странности современные польские историки? Да никак! Они их просто «не замечают».

Советское руководство смогло заняться расследованием катынской трагедии только после изгнания немецко-фашистских войск из Смоленской области, на территории которой за время оккупации произошло очень много трагедий, и требовалось разобраться в каждой из них. В этих целях 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была образована Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК) во главе с секретарем ВЦСПС Н. М. Шверником.

ЧГК создала Специальную Комиссию, которая сделала расследование и установила: «Местность Козьи Горы расположена в 15 км от Смоленска по шоссе Смоленск — Витебск. С севера она примыкает к шоссе, с юга подходит вплотную к реке Днепр. Ширина участка от шоссе до Днепра около одного километра. Козьи Горы входят в состав лесного массива, называющегося Катынским лесом и простирающегося от Козьих Гор к западу и востоку. В двух с половиной километрах от Козьих Гор по шоссе к востоку расположена железнодорожная станция Западной железной дороги Гнёздово. Далее на восток расположена дачная местность Красный Бор. В Козьих Горах на крутом берегу Днепра до войны находился дом отдыха УНКВД Смоленской области: обширное двухэтажное здание с соответствующими хозяйственными постройками. От дома отдыха к шоссе Смоленск — Витебск пролегает извилистая просёлочная дорога протяжением около одного километра. Могилы польских офицеров находятся в непосредственной близости к этой дороге на расстоянии по прямой менее 200 м от шоссе и 700 м от дачи… Многочисленными свидетельскими показаниями устанавливается, что район Козьих Гор был местом отдыха для трудящихся Смоленска и был доступен для всего окружающего населения» (26).

Вот некоторые свидетельства местных жителей, собранные Специальной Комиссией:

«Жительница деревни Новые Батеки, полька по национальности, Чернис К. И. в своем заявлении от 24 ноября 1943 г[ода] пишет: „До прихода немцев Козьи Горы были местом гулянья, сбора грибов и дров. Оно было открыто для всех жителей как нашей, так и других деревень“.

Ученик ремесленного училища связи Устинов Е. Ф. показал: „Перед войной в Катынском лесу… находился пионерский лагерь Облпромкассы, и я был в этом пионерском лагере до 20 июня 1941 года… Я хорошо помню, что до прихода немцев никаких ограждений в этом районе не было и всем доступ в лес и в то место, где впоследствии немцами демонстрировались раскопки, был совершенно свободный“.

„В лесном массиве Козьи Горы раньше, до занятия немцами Смоленска, была дача НКВД, но проживавшие там люди никогда не запрещали нам, местным жителям, ходить в данный лес по ягоды и грибы. Мимо этой дачи мы ходили купаться на реку Днепр“ (из показаний Кривозерцева М. Г., жителя деревни Новые Батеки, от 22 ноября 1943 г.).

Аналогичные показания дали также Орлова Вера, учительница Гнёздовской начальной школы, Киселёва М. К., проживавшая на хуторе у Козьих Гор, Солдатенков Д. И., колхозник дер[евни] Борок Смоленского района, Сергеев Т. И., дорожный мастер, и др[угие].

В официальной справке от 3 января 1944 г[ода] за № 17 смоленский городской Совет депутатов трудящихся удостоверяет что „район Козьих Гор и прилегающих к нему Катынского леса и Красного Бора являлся местом отдыха трудящихся города Смоленска, местом маёвок и общественных гуляний и никогда, вплоть до захвата города Смоленска немцами (16 июля 1941 г.), не подвергался никаким ограничениям и запретам в смысле передвижения населения по всей указанной территории“.

Смоленская областная промстрахкасса в своей справке за № 5 от 5 января 1944 года удостоверяет, что район Козьих Гор и прилегающей к нему местности „являлся местом организации пионерских лагерей, принадлежавших системе промстрахкассы по Смоленской области“» (27).

Если согласиться с тем, что расстрелы польских военнопленных в Катыни проводили сотрудники НКВД, то придётся признать, что действовали они наперекор жёстким требованиям служебных инструкций, выбрав для этого открытую и людную местность. Можно ли в такое поверить? По мнению сторонников геббельсовско-польской версии катынских событий так оно и было. Хотя их выводам противоречат и здравый смысл, и практика расстрелов, реально проводившихся НКВД в других местах.

И совсем уж курьёзным выглядит обнародованный В. Н. Шведом факт, что «в июне 1940 года на госдаче в Козьих Горах (Катынь) ловили рыбу члены Политбюро К. Е. Ворошилов и Л. М. Каганович. А в пятистах метрах от дачи, где они отдыхали, находилось захоронение нескольких тысяч людей — без гробов, присыпанных небольшим слоем земли. Любой медицинский работник скажет, что это бактериологическая бомба, не говоря уже о непереносимом трупном запахе. Что же получается, Ворошилов с Кагановичем в июне 1940 года в противогазах там ходили?» (28).

Утверждать это сторонники геббельсовско-польской версии катынских событий не берутся. Во всяком случае, пока. Профессор МГУ В. А. Сахаров обратил внимание на то, что «абсолютное большинство военнопленных польских офицеров, направленных в апреле — мае 1940 года из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области, было осуждено Особым совещанием НКВД СССР к лишению свободы на срок не более 3 — 5 лет!» И «никто из них не был приговорён к смертной казни». В. А. Сахаров, указав на то, что «в сохранившихся документах конвойных войск (»путевые ведомости") содержатся многочисленные прямые указания на то, что они конвоировали «лишённых свободы», то есть осужденных на жизнь в местах заключения, а не на смерть", сделал обоснованный вывод: «Невозможно всерьёз рассуждать о том, что все это делалось в нарушение решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года о расстреле польских военнопленных офицеров. Следовательно, данные документы служат ещё одним аргументом в пользу вывода о том, указанное „решение“ является не более чем примитивной фальшивкой» (29). Перечень странностей катынского дела и вопросов по нему можно долго продолжать. Жаль, что польская сторона давно уже не горит желанием искать на них ответы. Буду признателен всё же, если на основе «литературы» и «признанных исторических исследований» польские историки соблаговолят дать ответы по существу на мои конкретные вопросы. Без этого считать геббельсовско-польскую версию доказанной нельзя, и выводы делать преждевременно.

Нельзя забывать и о том, что юридического, судебно-правового подтверждения факта расстрела военнопленных (между них были не только польские, но и советские военнопленные, лица в форме без опознавательных знаков и гражданские) в Катынском лесу не существует, так как отсутствует соответствующее судебное решение.

Следует напомнить, что порочная практика беспардонных окриков из Польши по поводу Катыни ведёт свою историю с 1990 года. Хотя указывать кому-либо «о недопустимости» чего-либо польская сторона не имеет никакого права. Мы в своей стране, и говорим, что считаем нужным. А вот иностранцам в России надо серьёзно подумать, все ли их высказывания допустимы, если они не желают оскорблять народ страны своего пребывания. Впрочем, может быть, они желают именно показать нам, что не боятся нас оскорблять? На данный раз я специально не стал называть моих оппонентов по именам — их позиция характерна для многих современных польских политиков и дипломатов, что понятно, и историков, что печально. Но в случае необходимости к обсуждению этих вопросов и в личном контакте я готов.

* * *

(1) http://ria.ru/zinoviev_club/20150205/1046060409.html#ixzz3Qrx3qnHA

(2) http://ria.ru/zinoviev_club/20140916/1024327042.html#ixzz3DTsXpdI3

(3) Мельтюхов М. И. 17 сентября. Советско-польские конфликты 1918-1939. М.: Вече, 2009. С.242.

(4) Морозов С. В. Польско-чехословацкие отношения. 1933 — 1939. Что скрывалось за политикой «равноудалённости» министра Ю. Бека. М.: Изд-во МГУ, 2004.

(5) Марьина В. В. Кто и как делил Чехословакию в марте 1939 года // Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? М.: Вече, 2009. С.270.

(6) Мельтюхов М. И. Указ. соч. С.318.

(7) См. подробнее: Петровская О. В. Польша. Концепция двух врагов // «Расскажу вам о войне…» Вторая мировая и Великая Отечественная войны в учебниках и сознании школьников славянских стран. М.: РИСИ, 2012. С.139.

(8) Мотыка Г. От волынской резни до операции «Висла». Польско-украинский конфликт: 1943 — 1947 / Гжегож Мотыка; [пер. с польск. В. Т. Веденеевой]. — М.: Политическая энциклопедия, 2014. С.26.

(9) Капто А. С. Пакт Молотова — Риббентропа: мистификации или реальность. М.: ИСПИ РАН, 2009; Международный кризис 1939 — 1941 гг.: от советско-германских договоров до нападения Германии на СССР. М.: Права человека, 2006; Назария С. М. Международные отношения в эпоху мировых войн: факты и мифология. Кишинёв, 2012; Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? М.: Вече, 2009; Сиполс В. Я. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М.: Международные отношения, 1989 и др.

(10) http://ria.ru/zinoviev_club/20140822/1020993364.html#ixzz3B9VT3m4p

(11) Шубин А. В. На пути к пакту 1939 года: сложности и противоречия советско-германского сближения // Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? М.: Вече, 2009. С.123 — 124.

(12) Мельтюхов М. И. Указ. соч. С.251.

(13) Климковский Е. «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса / Ежи Климковский. — М.: Вече, 2011. С.67.

(14) Христофоров В. «Политически пустое пространство» // Время новостей. 2010. 17 сентября.

(15) Яковлева Е. В. Польша против СССР 1939 — 1950 гг. / Елена Яковлева. — М.: Вече, 2007. С.23.

(16) Московский Кремль в годы Великой Отечественной войны / Е. А. Муров и др. — М.: Кучково поле, 2010. С.192 — 193.

(17) Климковский Е. «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса / Ежи Климковский. — М.: Вече, 2011.

(18) Поплавский С. Г. Товарищи в борьбе. Воениздат, 1974.

(19) Новиков Н. В. Воспоминания дипломата (Записки о 1938 — 1947 годах). — М.: Политиздат, 1989.

(20) Климковский Е. Указ. соч. С.127.

(21) Там же. С.176.

(22) См. например: Бабий Яр под Катынью // Военно-исторический журнал. 1990. № 11; Бушин В. Преклоним колена, пани… // Мы и время (Минск). 1993. Июль. №№ 27 — 28; Емельянов Ю. В. Сквозная рана. Тайны катынского леса 67 лет спустя // Советская Россия. 2010. 6 мая; Куняев С. Ю. Русский полонез / С. Ю. Куняев. — М.: Алгоритм, 2006; Мартиросян А. Кто расстрелял пленных польских офицеров в Катыни // Правда. 2007. 8 — 13 июня. №60; Мухин Ю. И. Антироссийская подлость. М., Крымский мост-9Д, Форум, 2003; Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года. М.: Издательство ИТРК, 2010; Прудникова Е., Чигирин И. Катынь. Ложь, ставшая правдой. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011; Тайны Катынской трагедии. Материалы «круглого стола», проведённого 19 апреля 2010 года в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации / Отв. за вып. В. И. Илюхин — М., 2010. Швед В. Н. Тайна Катыни. М., «Алгоритм», 2007 и др.

 

(23) Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. 1939 — 1941. М.: «Высшая школа», 1992. С.114.

(24) См. состав экспертов по: Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года. М.: Издательство ИТРК, 2010. С.134.

(25) Там же. С.146.

(26) Бабий Яр под Катынью // Военно-исторический журнал. 1990. № 11. С.27.

(27) Там же. С.28.

(28) Тайны Катынской трагедии. С.32 — 33.

(29) Там же. С.86.

Подробности: http://www.regnum.ru/news/polit/1903773.html#ixzz3U19OX1KW
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM

 

По материалам сайта КПРФ