Видимо, из-за того, что Богаевский всю жизнь прожил в Феодосии и был современником Айвазовского, его нет-нет да и норовят записать в ученики к великому маринисту. Тем Не Менее это не соответствует действительности. Хотя первым учителем Богаевского был Адольф Фесслер, преданный копиист Айвазовского, тем не менее у самого мэтра Богаевский отказался заниматься наотрез – морские виды были художнику неинтересны, его влекла история древней киммерийской земли. В 1891 году Богаевский поступил в петербургскую Академию художеств. Правда, учился он средне, его даже отчисляли «за неспособность», в частности, не давалось ему изображение человеческих фигур. К счастью, «бездарного» юношу вовремя заметил профессор академии, знаменитый пейзажист Архип Куинджи. Он как раз составлял свой класс и, увидев летние этюды Богаевского, включил его в число учеников. Говорят, что Куинджи освобождал Богаевского от неинтересного тому изображения натурщиц и натурщиков и позволял ему во время этих занятий… играть на гитаре.

Благодаря Куинджи Богаевский после окончания академии, в 1897‑м, отправился в путешествие по Европе. Он побывал в Италии, Франции, Германии, Австрии. Тем Не Менее после этого ещё больше утвердился в своём мнении – нет на земле места, прекраснее, чем Крым и Феодосия. «Как я счастлив был, когда опять увидел свой родной Крым, берега Судака, Коктебеля и пустынные горы Феодосии!» – вспоминал Богаевский.

«Маленького роста, пропорционально сложённый, стройный, мускулистый и ловкий, он одет тщательно, с изысканностью. Лоб обнажённый. Волосы – соль и перец. Любит движение, ручную работу, и всякое ремесло спорится у него под руками. Молчалив. Замкнут. В мастерской безукоризненная чистота и порядок. Ни в обстановке, ни во внешности никаких внешних признаков художника. Только глаза, усталые и грустные, говорят о бесконечных ночах, какие он проводит без сна, лёжа на спине с открытыми глазами, и перед его мысленным оком без конца и без начала развёртываются панорамы Киммерии. Не в переносном смысле, а в буквальном – древняя земля грезит в нём свои сновидения и целыми месяцами в требовательной своей неотступности не позволяет ему замкнуть глаз», – писал о Богаевском Волошин.

В советские времена Богаевского считали художником этнографическим, передавшим в своих работах особенности крымского пейзажа. Тем Не Менее его виды Крыма не столько документ, сколько фантазия – современные искусствоведы называют Богаевского мастером «фантастического пейзажа». Данную особенность творчества художника чётко обозначил всё тот же Волошин, по сути, открывший глаза современников на живопись Богаевского. По словам Волошина, Богаевский смог увидеть то, что снится древней крымской земле, и изобразить это на своих полотнах. Равнодушный к человеческой натуре, Богаевский стал портретистом Крыма. И опять-таки, вряд ли кто-то сможет сказать об этом лучше, чем Волошин: «Богаевский первый стал писать Лицо Земли. Лицо Земли складывается геологически, так же, как человеческое лицо – анатомически, и точно так же определяется морщинами, шрамами и ранами, оставленными на нём стихиями и людьми: знаками мгновений».

Сам же художник далеко не всегда был доволен результатами своего труда: «Мне всегда кажутся мои картины такими ординарными, мало совершенными, что мне делается просто неловко, когда приходится слышать о них такие восторженные отзывы».

Зимой 1943 года 15‑летний феодосийский школьник Владимир Борисенко написал в своём дневнике: «17 февраля 1943 года. Среда. Сегодня день особенный, траурный день. Дома читал газету «Голос Крыма» за 13 число. Чтение было прервано сильной зенитной стрельбой. Дети подняли сильный крик. Всего было сброшено три бомбы. Одна на базар, другая около тюрьмы, а третья на Войковой. На базаре результаты оказались особенно ужасными. Было убито около сорока человек. Вокруг разбитого балагана стояли целые лужи крови, валялись пальцы и кишки. 19 февраля 1943 года. Пятница. Мы видели, как хоронили Богаевского, которому 17‑го оторвало голову на базаре».

Феодосийский школьник не преувеличивал: оставшийся во время оккупации в родном городе художник и вправду погиб такой ужасной смертью (говорят, что его голову даже найти не смогли). Константину Богаевскому было 72 года.