Памяти Фазиля Искандера

1969 год

Суровые и весёлые студенческие годы. Смоленский филиал МЭИ – Московского Энергетического Института! Студенты – понятно – молодёжь. Однако и преподаватели только что созданного филиала – вчерашние студенты МЭИ, направленные преподавателями в Смоленск. И одно это создавало и много забавных qui pro quo, когда студентов путали с преподавателями и «натарбормот», и особую атмосферу сверхтребовательности – «а слабо?». Потому и отбор был – 6-7 абитуриентов на место, и отсев был – до диплома доходила половина группы.

И – атмосфера библиофильства, высокой культуры, формирование корпуса советских инженеров. Главная забота руководства и преподавателей СфМЭИ на промежуток времени производственной практики – подыскать центры культуры и высоких технологий. Сохранились у меня кинокадры – именно кинокадры, отснятые на любительскую плёнку кинокамерой «Спорт», которая стоила ровно одну стипендию – практики группы «Промышленная Электроника – 1, набор 1965 года» (ПЭ-1-65) в Ленинграде. Девушки наши ужинают чёрным хлебом, макая его в подсолнечное масло с солью – однако завиваются, красятся, и идут в лучшие ленинградские театры на лучшие спектакли с участием лучших артистов.

Это – вечером, а днём – работа на лучших предприятиях, на рабочих местах операторов и прессовщиц, монтажников и наладчиков.

И вот однажды в коридоре родного СфМЭИ однокурсник Володя Розгон вдруг рассказывает о недавно прочитанной книге Фазиля Искандера.

– Ты что, не читал?

– Не-а.

– Почитай! Вот так (поднятый большой палец) мужик пишет!

– Ну, ладно, постараюсь…

Сказал я без энтузиазма – ведь знал я политику советского минкульта – поднимать на щит и печатать стотысячными тиражами очень среднюю Азию и недалёкий Дальний Восток, как «представителей национальных меньшинств». Впрочем – книги Тихона Сёмушкина «Чукотка» и «Белые снега» Юрия Рытхэу любил с детства.

Но Володя так жарко рассказывал о литературном таланте, о блеске юмора Искандера, что разговор запомнился.

1974 год

И вот институт позади, сверхпрестижное по советским временам предложение работы на выпустившей кафедре промышленной электроники принято, увлекательная работа инженера по НИРу – пиковый вольтметр для завода Тяжмехпресс в Воронеже сделан, измеритель процентного отклонения напряжения сети от номинала для бакинских нефтепромыслов сдан, тестер для интегральных микросхем смоленского завода решён весьма элегантно, преподавательский опыт получен – и тут появляется предложение поработать в Зеленограде, советском центре космической электроники.

Первое время живу в гостинице – и вдруг, между ночи, вспоминается тот самый разговор о Фазиле Искандере, которого я так и не прочитал. Ярко, точно, как на киноэкране прокручивается тот разговор с Володей – и я снова засыпаю.

А наутро – на работу, а в обеденный перерыв (уж так принято было) – добежать до книжного магазина, вдруг что интересное привезли?

Привезли. Привезли книжку в белой обложке с коричневым деревом, синими и красными листьями и кавказским мальчиком. «Дерево детства» Фазиля Искандера – копеек 50 стоила по тем временам.

Я удивился совпадению, быстренько взял один экземпляр и побежал на работу.

Вечером, в гостинице, на 11-м этаже, раскрыл свежую, тугую книжку – и закрыл её только под утро, восхищённый и потрясённый.

Не дождавшись перерыва на обед, попросил оформить пропуск на выход (в ВПК с этим было строго!) к открытию магазина – купить как можно больше, дарить друзьям, дарить всем удовольствие и наслаждение – однако уже ни одной книжки не было…

Зато с тех пор я полюбил Искандера и искал, и собирал его книги, рассказы, повести. И – главное! – я полюбил Абхазию, Абхазию, в которой никогда не бывал…

1986 год

Не будем о грустном. Не будем о Сократе, который две с половиной тысячи лет назад доказывал глупым соотечественникам, что нельзя, что неправильно и опасно проводить «всенародные выборы» власти…

«Сократ … говорил, что глупо должностных лиц в государстве выбирать посредством бобов(всенародных выборов, белые и чёрные бобы служили бюллетенями – А.Т.), тогда как никто не желает иметь выбранного бобами рулевого, плотника, флейтиста или исполняющего другую подобную работу, ошибки в которой приносят гораздо меньше вреда, чем ошибки в государственной деятельности; подобные речи возбуждают в молодежи презрение к установленному государственному строю и склонность к насильственным действиям». (Ксенофонт Афинский)

«Всенародные выборы» – со всеми ужасающими и катастрофическими последствиями – были устроены Гобачёвым и прочими наёмниками заокеанского капитала (Ильфа и Петрова не опровергнешь).

Среди прочих кандидатов народные избранники от Зеленограда вдруг оказался и Фазиль Искандер – легендарный Фазиль Искандер!

Назначена встреча с кандидатами – во Дворце культуры завода «Микрон» (ныне уничтоженном буржуями). А у меня – забавная ситуация. Именно в данный день и в это время – юбилейный день рождения у хороших знакомых. И редакционное задание, венгерский репортёрский магнитофон на боку – от зеленоградского радио.

В советские годы это было естественно – общественное участие в СМИ, рабкоры, селькоры – всё это не урезалось капиталистической цензурой, было возможно прямое обращение к людям. Я был инженером – однако на общественных началах делал репортажи для зеленоградского радио (пользовавшиеся успехом – похвастаюсь ☺ ).

И вот выступают кандидаты (я записываю на магнитофон, а у самого мысль о стынущей на моём гостевом месте водке и закуске). Доходит очередь до Искандера – САМОГО Искандера, которого вижу впервые! Я подхожу к трибуне, раскрываю микрофон-«удочку» и записываю все его слова. И радует, что он не собирается идти в депутаты, однако согласился на участие, чтобы по-писательски увидеть процесс изнутри…

Я складываю «удочку» и готов уже улизнуть – на день рождения – однако тут один бдительный товарищ, из организаторов встречи, требует отдать ему кассету с записью, дабы не попало в эфир что-то секретное… Я возражаю…

Короче говоря, мы с этим бдительным появляемся на сцене, вцепившись друг другу в лацканы. Я объясняю залу причину конфликта – зал радостным рёвом подтверждает мою правоту, и кассета остаётся у меня. А сочувствующая публика тут же теснится и освобождает мне место возле Фазиля Искандера (мог ли мечтать?).

Фазиль Абдулович понимает ситуацию и предлагает для записи интервью прийти к нему – и даёт телефон (мог ли мечтать?).

Убегаю со встречи, прибегаю к юбиляру, рассказываю – шок и восторг, штрафная и напутствия.

На следующий день, с тем же редакционным магнитофоном и кассетой еду к Искандеру – он жил тогда возле метро «Аэропорт».

Неожиданности начинаются с прихожей – вешалка точно такая же, как у меня. Я это отмечаю, захожу в комнату – и глаза на лоб: точно такой же книжный шкаф, как у меня (только у Искандера их два), точно такие же книги в шкафу, точно такая же югославская пишущая машинка и ещё много-много удивительных совпадений.

Совпадения продолжаются и дальше – в ходе интервью выясняется множество удивительных совпадений в жизни, биографии, каких-то деталях.

Но вот приходит время прощаться.

– Извините, оканчиваю запись, мне надо собираться в командировку…

– Спасибо, и мне также в командировку…

– Завтра?

– Завтра.

– Только не говорите, что в Таллин!

– Именно в Таллин.

– Я – впервые, на завод, который с нами в кооперации.

– И я впервые – пригласила русская община…

Немая сцена, как писал Гоголь!

На прощание Фазиль Абдулович дарит мне только что вышедшую его книжку – «Кролики и удавы», подписывает «Саше Трубицыну – братски», и пишет мне записку – чтобы пропустили на его выступление, и – до встречи в Таллине!

И вот – Таллин… Выступление Искандера на следующий день. Таллин – странный, поступь веков – и гнусного вида молодые люди в кепи гитлеровской армии – выродки Горби и Яковлева… Милые эстонские старушки в музее – и карикатурные мамзели на фотовыставке с «европейским» порноуклоном…

Выступление Искандера – прямо скажем – неудачное. Зал переполнен, однако блистательные его рассказы в его исполнении теряют весь блеск. Медленный, вдумчивый, глуховатый голос, отсутствие артистизма и школы скучны для зрителей. Я отлично понимаю его – если вы сейчас с интересом читаете данные строки, это вовсе не значит, что вам интересно было бы выслушивать меня – несколько раз меняющего слова и буквы, думающего о том, что надо бы и можно бы написать и получше…

1990 год

В СССР и США действует проект «Саманта» – в память американской девочки, написавшей письмо Андропову, тогдашнему Генеральному секретарю КПСС. Она написала письмо, была приглашена в Советский Союз, своими глазами увидела, как живут советские люди, советские дети, побывала в Артеке. А потом, после возвращения домой, рассказывала, что Советский Союз – не враг, что люди там живут – хорошие, мирные, дружелюбные, работящие… А потом вместе с отцом попала в авиакатастрофу.

Её мать организовала в память о Саманте детский лагерь, куда приезжали дети со всего мира. По телевизору приглашали детей записываться в клуб «Саманта» – записался однажды и мой сын. Делегацию формировали по активности и участию в работе – и он, как лучший фотокорреспондент клуба, попал в её состав.

В делегации были дети со всех концов тогда ещё единого Советского Союза – особо запомнилась армянская девочка и её наставник – ярко-рыжий голубоглазый армянин.

В Доме Дружбы собирались родители юных делегатов мира – обсуждали, с какими подарками поедут дети. И решили, что нужны картины с пейзажами всех республик, и книги.

И тогда мы с сыном пошли в Дом Книги на Новом Арбате и купили пачку книг Фазиля Искандера на английском языке «Тринадцатый подвиг Геракла» – ибо кто лучше, теплее и правдивее мог рассказать о жизни в СССР?

На бело-зелёной обложке книги был портрет Искандера, и была крошечная точка на карте СССР – Абхазия… И именно из этой точки шли такие талантливые и искренние, такие мудрые и весёлые слова – для всего мира.

2001 год

В этом году я впервые увидел Абхазию, ту самую Абхазию, которую описывал Искандер. Абхазию, обгоревшую и исклёванную пулями, Абхазию скорбную и траурную, Абхазию, в которой тлела ещё война, Абхазию под подлейшей и гнуснейшей ельцинско-чубайсовской позорной блокадой, Абхазию – Ленинград XXI века в блокаде неофашистов.

Впервые – по чистой случайности попав в санаторий газеты «Правда» – надо было добирать какие-то лимиты и фонды. Привезла меня жена, Жанна Мамиевна Касьяненко, грузинка по отцу, зам. главного редактора газеты «Советская Россия».

И приехал – прямо на страницы Искандера. Настолько понятным, знакомым было всё вокруг, настолько ясно было, что говорят абхазцы и что они подразумевают…

Персонал санатория – отношения служебные. Однако вот первое абхазское знакомство – Чингиз Джотович Бигвава, глава администрации Пицунды – уже заранее описанный гениальным пером Искандера. Сразу было понятно, кто он и что он, и, когда выставив в разбитое окно кабинета автомат, кричал, что «мамой клянусь, застрелю данную корову, если ещё раз выпустишь её на школьный двор!», и когда горестно подпирал рукой голову, слушая посетителей…

Благословенная Пицунда, разорённая войной, изнуряемая блокадой, легла на его плечи, а он – комиссар 5-го Пицундского батальона, чудом вернувшийся с того света после тяжелейших ранений, трудно и упорно вытаскивал её к жизни, как вытаскивал к жизни свой дом старый абхаз из рассказа Искандера «Дедушка»…

И диалог между нами, приехавшими из Москвы коммунистическим журналистами и им, главой администрации Пицунды, был также – как из рассказов Искандера.

– Что нужно? Чем мы можем помочь?

В круглой абхазской голове проносятся сотни мыслей, проходят тысячи сравнений и комбинаций, идёт раскладка, не раз описанная Искандером. И, наконец:

– 65 тыс. надо. Вот видите (подводит нас к окну кабинета) – русская школа разрушается. Крыша протекает. На самый необходимый ремонт 65 тыс. надо…

А осенью я везу через ельцинскую блокаду зашитые поглубже 65 тыс. (большие деньги для того времени!), выделенные КПРФ, пару компьютеров (первые! В Пицунде не было ни одного!), принтеры, бумагу, канцтовары и книги – сколько смог увезти, и припрятанный прибор ночного видения.

Осенью Пицунда ещё суровее, со стороны грузинских нацистов новая провокация, по пути попадаются вооружённые отряды, в здании администрации – штаб 5-го Пицундского батальона. Компьютеры тут же становятся штабной техникой, на них печатаются приказы и диспозиции. В Пицунде – затемнение, над морем изредка проносятся вертолёты…

Уже потом Чингиз откровенно (я заслужил откровенность) рассказывает – а я словно перелистываю страницы Искандера – почему он попросил 65 тыс., и именно для русской школы.

Всё по Искандеру – абхазская наивная мудрость и выработанная веками предусмотрительность. 65 тыс. – маловато, однако если запросить больше, то могут и не дать. 65 тыс. – повод обратиться к местным бизнесменам, чтобы дополнили до минимума. И крышу школы – русской школы! – починили. А это уже рычаг для давления на центральную сухумскую власть: русская школа как новенькая, а абхазская неухоженная! Нехорошо! Надо выделять средства!

Словом – Искандер описал всё заранее, всё было понятно, можно было сказать: «мы одной крови, ты и я», и скрывать нечего.

Горе и радость всегда шли об руку по земле Абхазии, формировали абхазский менталитет, так точно описанный Искандером.

2003 год

В этом году мы с женой – заместителем главного редактора газеты «Советская Россия» – попали на Северный полюс и установили там флаг «непризнанной» Республики Абхазия.

Экспедиция была проведена под эгидой Коммунистической партии Российской Федерации и Коммунистической партии Республики Абхазия. Г.А Зюганов готовил российскую часть, Э.Э. Капба – абхазскую. От Абхазии были доставлены полярникам продукты, горный абхазский мёд и копчёный сыр.

Удивительно – на Северном полюсе, в чёрной и округлой полярной палатке, которая была настолько разумно устроена, что изнутри казалась больше, чем снаружи, источником тепла и обогрева была соляровая печка с названием «Апсны», Абхазия, изготовленная в Сухумском совнархозе!

Уже сейчас, вспоминая об экспедиции, сожалею о том, что вместе с пищей телесной от Абхазии не была передана и пища духовная – книги Фазиля Искандера. Ведь не найти лучших «книжных витаминов», чем его рассказы.

И надо будет – обязательно надо будет! – от народа и от руководства Абхазии установить прочную связь с полярниками и снабжать их витаминами не только телесными, однако и книжными, произведениями Искандера в печатном и электронном виде.

2016 год

Июль, июль! От границы Абхазии, от Псоу, еду в Сухум на празднование Дня флага Республики Абхазия, везу поздравления и приветствия от коммунистов России.

Нет уже на свете Энвера Эрастовича Капбы – однако память о коммунисте хранится свято, в честь его 70-летия его именем названа школа и выпущена марка, а недавно площадь в Гаграх названа его именем, и на ней установлен памятник.

Нет и моей жены, с которой мы вместе ставили на полюсе флаг Абхазии…

Водитель – молодой симпатичный абхаз по имени Ираклий. Геракл, на самом деле, в Абхазии запросто можно встретить и Одиссея, и Платона, и Аристотеля, и Медею – память о древней прекрасной цивилизации неизгладима.

Но что обидно – он не читал Искандера… И у меня сожаление – не читал Искандера. И у меня зависть: а теперь прочитает! И будет читать – впервые! Какое же это наслаждение – тем более, для абхазца!

«Весь мир на ладони, ты счастлив и нем,

И только немного завидуешь тем,

Другим, у которых вершина ещё впереди!»

И вот – двух недель не прошло – как Искандера не стало…

Не надо спешить ставить памятники – памятники никуда не уйдут. Однако то, что в школах Абхазии надо ОБЯЗАТЕЛЬНО ввести в курс литературы Искандера – это несомненно и безусловно.

И в русских школах – мудрый Искандер был бы куда полезнее брехливого Солженицына – также несомненно и безусловно.

Покойся в мире, Фазиль Абдулович! Живи вечно, благословенная Абхазия!


По материалам сайта КПРФ