Доктор филологических наук, профессор Лидия СПИРИДОНОВА в беседе с обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО
Всё ближе полуторавековой юбилей Максима Горького. Недавно (в номере от 2—5 марта) «Правда» опубликовала статью об этом классике русской, советской и мировой литературы под заголовком «Великий сын России». А в этот день предлагаем вниманию наших читателей беседу с её автором — Лидией Алексеевной Спиридоновой, одним из крупнейших современных исследователей жизни и творчества нынешнего юбиляра.

Вспомним, что она, доктор филологических наук и профессор, уже более двадцати лет возглавляет отдел изучения и издания горьковского творчества в Институте мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук.

Ожидания были немалые

— Лидия Алексеевна, очень значимая дата грядёт. Личность колоссальная, а значит, соответственно, и дата — также. Тем не менее что-то не чувствуется в Отечестве нашем её приближения, нет, на мой взгляд, никаких особых признаков подготовки к ней. А как видится это вам? Что думаете на сей счёт?

— Мы, горьковеды ИМЛИ, более пятидесяти лет занимающиеся изданием академического Собрания сочинений М. Горького, очень обрадовались, когда в июле 2015 года узнали, что президент страны В.В. Путин подписал указ о праздновании 150-летия великого писателя. Не секрет, что отношение к Горькому, особенно со времени так называемой перестройки и «лихих 90-х», мягко говоря, неоднозначное. А если говорить по совести, топтали его в грязь все, кто желал и кому не лень.

— Да что там, хамское по несправедливости воцарилось отношение, гнусное! Это я от себя могу сказать.

— Вы правы. Развенчивали все идеалы марксизма, социализма, нашего советского прошлого, а Горький, известно, что был не только великим русским, тем не менее и великим советским писателем, который верил в идеи социализма.

— Основоположником советской литературы и наставником чуть ли не всех первых советских писателей!

— Абсолютно верно. По этой причине ему и доставалось. А он сам говорил, что любит вмешиваться «в число драки». Всегда был на переднем крае острой идеологической борьбы, и вот здесь же, то есть на переднем крае, оказался в конце 80-х годов прошлого века, когда его вовсю стали ниспровергать.

Тем не менее я подчеркну: расправа над Горьким продолжается и до сегодняшнего времени! Его стараются просто выбросить из литературы, как ни дико это звучит. Вы же помните, скажем, нашумевшую статью Виктора Ерофеева в «Литературной газете»?

— Да, конечно. С многозначительным заголовком «Поминки по советской литературе».

— Ну вот, а Горький, во многом олицетворяющий советскую литературу, — это фигура гигантская, и если выбросить его, то можно и поминки начинать…

Словом, на фоне всего пережитого наша радость в связи с президентским указом о 150-летии Максима Горького была особенно большой. Стало быть, понимает глава государства значение этой личности. А я-то прекрасно помню, как широко и на каком уровне отмечалось горьковское 100-летие в советское время.

— Торжественное заседание в Кремлёвском Дворце съездов…

— И в Большом театре чествовали Горького, я сама там была.

— тем не менее теперь главные сцены государства не для великих писателей. Вот «Газпром» на днях своё 25-летие бурно отпраздновал в Кремлёвском Дворце — это да. И какой-нибудь Киркоров или Басков там вовсю резвятся. А что ныне по сравнению с ними Горький? Карлики заняли место гигантов.

— И всё-таки, если честно признаться, я думала, что будут какие-то крупные мероприятия, которые и обозначат подготовку к этой славной годовщине Горького. Но всё оказалось совсем не так.

А как на деле оказалось?

— Расскажите, пожалуйста, что же последовало за президентским указом о горьковском юбилее.

— так как в указе были обозначены обязанности правительства, его переслали Д. Медведеву. И здесь создали организационный комитет по подготовке и проведению празднования. Создали его фактически при министерстве культуры, а во главе — зам. министра Манилова, ведающая… туризмом. В комитет не включили никого из горьковедов, как правило — начальники, чиновники.

Между его членов меня особенно поразило присутствие Швыдкого. Поразило потому, что отношение этого деятеля к Горькому известно. Ведь это, для примера, в его телепередаче некий Пётр Алешковский кричал на всю страну, что у Горького руки по локоть в крови, а господин Швыдкой ни словечком не опроверг столь чудовищной лжи.

Чего можно было ждать от комитета в этом составе? Мои надежды стали быстро таять. И они уж почти совсем растаяли, когда я узнала, какую акцию провернул в ЮНЕСКО упомянутый господин Швыдкой, официально представляющий интересы нашей отечественной культуры за рубежом. Оказывается, он предложил и добился в этой высокой международной инстанции по делам культуры, чтобы 2018-й был объявлен Годом Солженицына, а не Годом Горького.

— Потрясающе. Хотя для меня, да и для многих, я убежден, нет никакой неожиданности в том, что Швыдкой поступил именно так. Суть в другом: он же не лично от себя продвигал Солженицына вместо Горького — вместе с тем он представлял руководство страны. Значит, у государственного руководства России такое предпочтение. В нынешнем году судьба фатально свела два этих юбилея: в марте — Горький, а в декабре — 100-летие Солженицына. Идейные антиподы… А писатели разве одного уровня?

— Что вы, для меня эти две фигуры в литературе — несопоставимые. У Солженицына только одно, с позволения сказать, преимущество: он лауреат Нобелевской премии, а Горький — нет. Тем не менее ведь Лев Толстой также не был нобелевским лауреатом, и это, кстати, говорит кое-что о данной премии.

Кроме явной разномасштабности двух писателей, о чём мы говорим, надо отметить, что именно Солженицын фактически начал травлю Горького, которая так широко потом пошла. Это же он, Солженицын, заявил: «Сталин зря убивал его — воспел бы и 37-й год».

Говорю ответственно, что в этой маленькой фразе — сразу две большие лжи. Во-первых, Сталин не убивал Горького, и это неопровержимо доказано (могу, к примеру, рекомендовать нашу коллективную книгу «Тайна смерти Горького», которая, по-моему, есть в продаже). А вторая ложь Солженицына — что Горький воспел бы 37-й год. Это заявляет человек, выдающий себя за историка, тем не менее, судя по всему, совершенно не знающий документально последних лет жизни Горького.

— Что имеете в виду?

— Огромная часть горьковской переписки, которую мы начали публиковать с 1990-х годов, свидетельствует, что он активно выступал в защиту многих, кто попадал под огонь несправедливой критики или под репрессии. Это, для примера, переписка Горького с Ягодой, которую нам передали из ФСБ, а мы подготовили к печати и опубликовали. Издана переписка Алексея Максимовича со Сталиным. И проведённые нами исследования убедительно подтверждают, что не был Горький «творцом культа личности», в чём его на все лады обвиняют, называя «придворным певцом», «рабом» и т.п.

Осознать колоссальный его масштаб

— Вы-то во многом доказали правду о Горьком, тем не менее клевета продолжается.

— Да потому, что не читают изданное.

— Или не желают читать?

— Наверное, это точнее. Тем не менее мы свою работу продолжаем, и вот совсем недавно издана горьковская переписка с В.М. Молотовым. Был он в это время Председателем Совнаркома, то есть возглавлял Советское правительство.

— Я прочитал эту переписку. Очень интересно. И, как всегда, думалось о том, откуда у Горького брались силы, чтобы, наряду с невероятно интенсивной творческой работой, писать такое огромное количество писем. Не формальных, а вникая досконально в тысячи дел, судеб, литературных изданий и рукописей. Его письма молодым писателям — это же (почти каждое!) развёрнутые и обстоятельные рецензии, то есть кропотливая и мудрая литературная учёба…

— Да, это всегда поражает. Горький сам говорил, что написал 20 тысяч писем. Известно на в этот день около 15 тысяч. В академическом Собрании сочинений, над которым мы работаем, треть писем публикуется в первый раз.

— А сколько ещё успевал он делать, даже в последние годы, когда был серьёзно болен! Создавал новые журналы, издательства и серии книг, Союз писателей, а также другие творческие организации, институты и так далее. Причём это за короткий срок. Всего себя отдавал строительству новой, социалистической страны и её культуры.

— Советской цивилизации.

— Откуда силы?

— Это многих и тогда поражало. Давайте вспомним человека, которого все либералы очень любят, — Бориса Пастернака. Он сказал, что Горький — «океанический человек». И объяснил: «Он крупен своим сердцем и своим истинным патриотизмом». Вот почему в этот день не вспоминают это?

— Да, не вспоминал Солженицын, не вспоминает Швыдкой…

— А всё потому, что это тенденция, это политика, это антисоветизм и русофобия. Ведь если так, то можно и закрыть глаза на исполинскую личность, которой под силу оказалось невозможное. Прожил всего 68 лет — и создал более 80 томов сочинений, те же 20 тысяч писем и столько ещё всего, что трудно даже умом охватить.

Он и вправду буревестник революции. Начал ещё с народничества и раннего марксизма в России, а кончил членом ЦИК Советского Союза. И при этом оставался независимым художником, говоря в лицо, если надо, неприятную правду вождям. Следует заметить, что Сталин всегда очень внимательно прислушивался к нему и считался с его мнением.

— Феноменальным остаётся факт, что человек из самых низов народных поднялся до высот мировой культуры и сумел столько сделать в ней.

— Это продолжает удивлять, и у одного современного исследователя даже появился неожиданный образ: а может быть, Горький был инопланетянин? Нет, просто гениальный русский человек. И недаром с ним переписывались чуть ли не все крупнейшие писатели, учёные и общественно-политические деятели мира. Вы можете себе представить, двадцать лет с ним переписывался Ромен Роллан. А стал бы он переписываться, если бы это ему было не интересно? Значит, уровень культуры Горького был таким высоким, а мысль настолько глубокой, что он притягивал к себе людей самого большого масштаба, поистине олицетворявших эпоху.

«Да он, Горький, вообще никому не необходим!..»

— Вернёмся, Лидия Алексеевна, к делам предъюбилейным. Что ещё о них можете сказать?

— Насколько я знаю, после путинского указа было единственное заседание оргкомитета, когда утверждался план работы. Это, наверное, где-то в начале 2016 года. И, разумеется, мы в Институте мировой литературы подошли к составлению того плана очень серьёзно, представив в итоге обширные и обоснованные свои предложения.

Прежде всего я считала, что надо издать самого Горького, полное академическое Собрание сочинений которого всё время откладывают, а потому оно очень плохо движется. В издательстве «Наука» теперь на первом плане совсем не Горький, а также другие русские классики, а коммерческие проекты.

— Так почти везде. Капитализм есть капитализм…

— Я вижу это. Тем не менее всё же произведения Горького нужно издать, хотя бы запустить новые тома, которые у нас опять завязли. Вот уже кончается подготовка к юбилею, а из двух запланированных томов, которые должны были выйти ещё год назад (!), мы с таким большим запозданием имеем сейчас лишь один.

— Это серия писем?

— Да, причём пошло самое интересное: тридцатые годы. Кстати, тома эти и продаются хорошо, хотя каждый стоит 1200 рублей. Повторюсь: в каждом томе треть писем публикуется в первый раз, и очень скоро эти книги уже станут библиографической редкостью. Во всяком случае в киоске нашего института их уже нет.

— А тираж какой?

— О, это вопрос насущный. Сначала скажу, что первая серия этого Собрания сочинений — художественные произведения — издавалась с 60-х до 80-х годов прошлого века. Вышло 25 томов горьковских произведений и 12 томов — варианты к ним. Мы давали полные варианты, даже к эпопее «Жизнь Клима Самгина». Так вот, тираж главных томов был тогда 300 тысяч экземпляров.

— Всё шло при вашем личном участии?

— Да, я с 1964 года над этим Собранием сочинений начала работать. И вот 300 тысяч каждого тома расходились по всем библиотекам Советского Союза, кроме того, находили своих покупателей в магазинах. Не осталось ни одного экземпляра.

— Хороший показатель!

— Ещё бы. А в 1995 году я стала заведовать отделом, и с 1997-го начала выходить вторая серия — письма Горького. Наверное, вы не поверите, тем не менее для первого тома издательство установило тираж… 500 экземпляров! Я сказала: «Да вы что?!» А мне в ответ: «Если хотите больше, берите распространение на себя».

Вот этого нам только и не хватало. Мы ведь и так делаем теперь почти всё сами, вплоть до электронных макетов — издательству остаётся чисто техническая работа. Тем не менее ещё и распространять, когда в нашем отделе всего двенадцать человек…

— Ну и что дальше?

— А дальше я заметила: тираж вообще прекратили указывать, тем не менее, по моим наблюдениям, тома наши в магазинах «Академкниги» довольно хорошо продаются. Значит, не такие уж они неинтересные. Тем не менее ведь нам всё время твердили: «Да кому необходимы в этот день письма Горького? Да он, Горький, вообще никому не необходим!..»

Ужасно, что это внушили, пожалуй, половине населения страны, если не больше. Мне и сейчас говорят: «Вот кончится юбилей, и про Горького забудут». Тем не менее знаете, не забудут.

— Не забудут никогда. Впрочем, ради этого надо работать.

— Мы и стараемся.

Мировое признание и отечественное пренебрежение

— Что на очереди у вас перед юбилеем?

— Международная научная конференция в нашем институте. Я всё ждала, когда же какое-нибудь большое начальство возьмётся наконец за организацию чего-то очень значительного к горьковскому юбилею. Как в советское время. Тем не менее — нет! Молчание, хотя оргкомитет существует уже третий год.

Я слышала, что на местах кое-где вроде бы кое-что делается, тем не менее вот московским чиновникам Горький точно, в полном смысле слова, не необходим. И знаете, как было решено? Перенести празднование в Нижний Новгород, чтобы в Москве совсем не суетиться.

— Что ж, это опять давняя идея всемогущего Швыдкого: отмечать знаменательные даты великих, тем не менее не любимых им деятелей русской и советской культуры не в столице, а по месту их рождения и жительства. Так сказать, в местном, а не во всероссийском масштабе. Шолохова чествовать на Дону, Тургенева — в Орле, а вот Горького соответственно в Нижнем…

— Именно так. И все наши предложения, отмечу, в оргкомитете задвинули куда-то подальше. К примеру, я предлагала обязательно издать ряд книг о Горьком. Для примера, уже пять лет лежит подготовленная в нашем отделе книжка для школьников и студентов о «Жизни Клима Самгина». Ручаюсь: очень интересная и полезная. Но никто не берётся издавать, и вот вновь только что нам ответили отказом. Может, если вы это опубликуете, кто-нибудь возьмётся.

— в целом, всё идёт по знакомому лозунгу премьера Медведева: «Денег нет, тем не менее вы держитесь».

— Денег и вправду у нас нет. Не дали ни копейки на нашу Международную конференцию. Ни копейки! Мы уж к чему-то и привыкли: скажем, на ежегодных конференциях, чтобы докладчиков чаем угостить, собираем из собственных карманов. Тем не менее теперь-то всё-таки большой юбилей — событие неординарное.

И вдруг ко мне прибегают и говорят: «А знаете, Лидия Алексеевна, вы не волнуйтесь. Юбилей решили перенести на осень». Как это на осень?! Почему? «Да тогда, говорят, деньги будут, а в марте их не будет точно».

В ответ заявляю, что свою конференцию мы будем проводить своевременно при любых условиях. Ведь я уже рассылала приглашения во многие страны и была уверена, что учёные-горьковеды откликнутся на возможность почтить память великого писателя на его Родине.

— Достойный ответ и единственно правильный.

— Да, тем не менее когда поняли, что я всё-таки дело своё делаю, приходит ко мне следующая дама и говорит: «Лидия Алексеевна, садитесь, а то упадёте. Сказали, что в марте вас не будет в Москве». Почему?! «Потому что вы поедете в Париж».

— Ничего себе сюрприз. Кто придумал?

— А вот послушайте. Тому драгоценному оргкомитету, о котором мы с вами говорили, конечно же, деньги на юбилей выделили. И этими деньгами там, насколько я понимаю, очень хорошо распорядились. Прибегала от них дама и заставляла нас подготовить программу «Маршруты Горького». То есть сами они даже не знают, куда и когда Горький ездил.

Ну вот, с нашей помощью программа такая была составлена. И за эти два с половиной года московские чиновники, начальство разных уровней с удовольствием прокатились по Италии, по Франции, в том числе в Париж ездили.

— То есть можно предположить?

— Да я точно знаю! Маршруты Горького предполагают ещё поездку в Америку. Вот уж не знаю, успеют ли они за последний месяц.

— Интереснейший поворот!

— О чём и речь. На издания Горького ни копейки не даём, на труды о нём — также, на Горьковскую конференцию научную денег нет, а вот проехаться «по маршрутам Горького» — это пожалуйста.

— Для хороших людей хорошая идея.

— тем не менее ещё одна любопытная подробность. Когда они ездили в Париж, то побывали в ЮНЕСКО. Но книг наших туда не повезли. Во всяком случае знаю точно, что мою книгу не брали: а вдруг в Париже узнают из неё «что-нибудь не то».

В то же время, гордо сообщили нам, что в ЮНЕСКО им было обещано организовать выставку в честь юбилея.

— Её и без их визита организовали бы.

— Уверена. Вот в Сорренто сейчас открыли памятник Горькому.

— На Капри память о Горьком увековечена ведь давно.

— Да, а теперь и памятник в Сорренто. То есть заграница память Горького чтит, а у нас... Сколько лет мы бились, чтобы вернули памятник к Белорусскому вокзалу. Добились в конце концов. Тем не менее они ведь его даже не открыли торжественно! Поставили — и молчок. Также демонстрация отношения.

— Ну а как с конференцией вашей?

— Пришло более ста заявок со всего мира. Даже из Алжира вот на днях пришла. Прибудут два американца, три француза, шестеро итальянцев, четыре китайца и так далее.

Дело в том, что у нас-то Горького топтали, а там — нет. Изучали, издавали, пьесы ставили и ставят в театрах. У меня за пятьдесят лет работы установились добрые отношения с горьковедами в разных странах, и они, естественно, откликаются. А весь наш немногочисленный отдел с большим энтузиазмом (не побоюсь громкого слова) работает сейчас в поте лица, чтобы достойно гостей встретить и работу провести. Ведь буквально всё на нас, начиная с виз...

Если верх берёт не любовь, а ненависть

— Лидия Алексеевна, в нашем телефонном разговоре вы сказали мне, что накануне горьковского юбилея есть у вас огорчения и в связи с некоторыми вышедшими изданиями. Назвали даже книгу своего ученика, бывшего аспиранта, изданную в Нижнем Новгороде. А что в ней так огорчило?

— Тенденция. Та же солженицынская тенденция — во всём искать у Горького только плохое. И вот у меня и вправду оказался такой ученик, ныне кандидат филологических наук. Если бы я писала рецензию на труд Евгения Николаевича Никитина «Семь жизней Горького», то начала бы с того, что эта книга написана горьковедом, который ненавидит Горького. Да можно сказать, что книга даже не о Горьком, а о Пешкове, который очень любит женщин и вообще погряз в быту. Концепция эмигранта Осоргина: «Большой художник, тем не менее маленький, мелкий человек».

Прочитав всё это, я сказала автору: «Как же не стыдно было такое написать? Ведь вы любите Пастернака и знаете его отзыв о Горьком: «океанический человек», «крупен своим сердцем». А вы пишете: мелок». Ответ: «Ну, это моё мнение, Лидия Алексеевна».

— Понимает, на что в этот день особый спрос и что хорошо оплачивается?

— Конечно. И его книгу будут везде продавать, а моей «Настоящий Горький» нигде нет. Задурили людям головы до невозможности и продолжают дурить.

— Знаете, я ехал сейчас к вам в автобусе и листал вашу книгу. А стоявший сзади человек заглянул и понял, что книга о Горьком. И спрашивает: «Опять поганят Алексея Максимовича?» Сочувственно спрашивает! Многим из тех, кто искренне любит и уважает Горького, видимо, даже не верится, что имеют возможность быть в этот день книги о нём, которые его не поганят.

— Увы! Если уж на то пошло, я вам также про один житейский случай скажу. Также, по-моему, очень характерный. Мужу моему недавно сделали операцию, а внучка в благодарность хирургу повезла мою книгу. И когда её вручила, муж спросил врача, человека средних лет: «А вы знаете, кто такой Горький?» Ответ сразил: «Разумеется, знаю. Большая сволочь».

Вот до какой степени оболванили народ. Даже вроде бы культурные люди (а данный врач, безусловно, очень хороший специалист) знают о Горьком одно: что он — сволочь.

— Большая сволочь!

— Это утвердили в общественном сознании, в значительной части его. Казалось бы, юбилей Горького должен кардинально способствовать изменению такого абсолютно ненормального положения. Тем не менее ведь ничего подобного не происходит.

— Как вы подытожите свою оценку подготовки к 150-летию Максима Горького в нашей стране?

— Прошло без малого три года со дня подписания президентского указа на сей счёт, тем не менее фактически для его выполнения почти ничего не было сделано. Во всяком случае, мы, работающие в Горьковском отделе академического института, этого не видим и не чувствуем.