21 ноября 2017 года в «Московском комсомольце» было опубликовано интервью с заведующим кафедрой мировой экономики РЭУ имени Г.В. Плеханова, членом-корреспондентом РАН Р.И. Хасбулатовым. Речь в интервью идёт не о событии четвертьвековой давности — не о расстреле из танковых орудий Дома Советов в октябре 1993 года, а об экономике сегодняшней России и… о неизбежности в ней социальной революции. На наш взгляд, Хасбулатов высказал мысли, заслуживающие чрезвычайного внимания не только сами по себе, но ещё и потому, что это мысли не политика, а учёного, и что особенно важно — вузовского интеллигента.
Интеллектуальная оппозиция власти

Руслан Имранович сегодня представляет верхний слой прогрессивной (по сравнению с либеральной) буржуазной интеллигенции, высококвалифицированной и высокооплачиваемой, занимающей привилегированное положение в обществе. Этот слой образовался между людей науки, литературы и искусства, в некоторой мере между пользующихся повышенным спросом инженеров и адвокатов. В науке (вузовской и академической) привилегированная интеллигенция держится более критически и независимо по отношению к власти, чем в сферах литературы и искусства, где, как говорил А.Н. Островский, довольно часто встречается «приятное искательство к начальству». О либеральной, прозападной, русофобствующей интеллигенции — разговор особый, и он требует отдельной статьи.

Наибольшим критицизмом, радикализмом и реализмом в оценке внутренней политики президента РФ и его правительства отличаются учёные-экономисты из знаменитой научной школы академика Львова, спасавшего, пока он был жив, своим стоицизмом и мужеством честь отечественной науки. Нам уже доводилось писать в сентябре 2015 года в «Правде», в статье «Геополитика и тяжёлая индустрия», о том, что именно из учёных-экономистов формируется интеллектуальная оппозиция существующей власти «в противовес гайдаровско-кудринскому бомонду, правящему бал в правительстве, и не только».

Примером тому послужило тогда заседание научного совета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова 5 июня 2014 года. Оно было посвящено разработке современной экономической теории и российской модели социально-экономического развития. Ведущие учёные-экономисты подвергли жесточайшей критике либеральную экономическую политику правительства России. О президенте РФ не было сказано ни слова, хотя и грамотному школьнику известно: кто правительство назначает, тот за него и отвечает. Учёные не ограничились критикой. Они научно аргументировали неизбежность новой индустриализации страны и открыто утверждали настоятельную необходимость национализации олигархических монополий.

Критическим радикализмом отличалось на упомянутом заседании выступление профессора С.С. Губанова. Яркий представитель научной школы Д.С. Львова, он давно уже не стесняется в выражениях при оценке путинско-медведевского (читайте: гайдаро-кудринского) экономического курса. В 2012 году вышла в свет его книга «Державный прорыв», где автор даёт развёрнутое обоснование спасительной для нашей страны новой индустриализации при обязательной национализации олигархической собственности. Чтобы иметь представление о научном и гражданском кредо профессора Губанова, достаточно, как нам кажется, ознакомиться со следующим утверждением из его книги:

«Реформаторы изображают события 1991—1992 гг. как революцию, охотно претендуя на лавры революционеров.

Тем не менее их претензии необоснованны. Системный критерий социальной революции простой, но строгий — это разрешение основного противоречия общества и подъём социально-экономического развития на одну историческую ступень вверх. Например, на соответствие по этому критерию не проходит первый политический переворот 1917 года, в сущности дворцовый, устроенный буржуазными «верхами» — февральский, но вполне проходит второй, совершённый трудящимися «низами» — октябрьский. Причём, что важно, с использованием лишь научно строгого системного критерия можно досконально разобраться в том, отчего разразившаяся ожесточённая Гражданская война велась не столько между октябристами 1917 года и монархистами, сколько между октябристами и контрреволюционными буржуазными февралистами. Ведь это факт: не знамя монархии, а знамя свободы частной собственности и свободы торговли несла на своих штыках белогвардейщина — деникинщина, колчаковщина и т.д.».

Нет, уважаемые читатели, мы не забыли об интервью Р.И. Хасбулатова. Но, чтобы стало ясно, почему оно появилось именно сейчас и настроения какой интеллигенции оно отражает, ещё раз обратимся к книге профессора Губанова. Сквозь призму научно строгого анализа он рассматривает главную задачу путинской России — её системный кризис. С присущей ему доскональной логической последовательностью доискивается до причины причин этого кризиса.

«Самое прямое и непосредственное проявление системного кризиса, — пишет С.С. Губанов, — выражается в деиндустриализации России, выводе из строя и параличе отечественного машиностроения и производства машинных, технотронных средств производства. Вслед за деиндустриализацией цепь удушающей деградации тянется во все без исключения сферы общества — материальное производство, город и деревню, фундаментальную и прикладную науку, образование, культуру, спорт, здравоохранение, экологию, политическую надстройку, ветви государственной власти. Что касается причинно-следственного происхождения системного кризиса, то оно легко прослеживается вплоть до самой первопричины. Причиной деиндустриализации служит дезинтеграция добывающей и обрабатывающей индустрии, причиной их дезинтеграции — дезинтеграция собственности, причиной дезинтеграции собственности — господство частнокапиталистической её формы. Стало быть, причина причин сходится на системном полновластии частнокапиталистической формы собственности, ничуть не поколебленном противоестественным государственно-олигархическим партнёрством».

А далее у Губанова следует объяснение причины наступившего общественного прозрения, которое, по нашему мнению, охватило пока что наиболее малую мыслящую часть интеллигенции, но при известных условиях (о них скажем позже) имеет шансы проникнуть в широкие массы. Читаем дальше: «Известно, что бытие определяет сознание. Аналогично и влияние на умы системного кризиса, всё более осознаваемого и отчётливее различимого по своим признакам. Индуцируемое им сознание общества становится подвижнее и пытливее, чем прежде, освобождается от оков идеологии фальши и обмана, всё более чутко реагируя на всякое расхождение между словом и делом, на каждый случай социальной несправедливости. Многое изменилось в умах, когда общество воочию убедилось, что радужная картина «тучных лет», подкрепляемая благостным пейзажем очаговой активности институтов развития и национальных проектов, написана кистью и палитрой нефтедоллара, а главными факторами роста ВВП в 2001—2008 годах были заокеанский монетный двор и печатный станок, запускаемый по команде Вашингтона. И это далеко не единственное прозрение, испытанное обществом».

«Я убежден, что неизбежна новая социальная революция»

То, что сказано Русланом Хасбулатовым в интервью корреспонденту «Московского комсомольца», есть отражение той тенденции критического радикализма, что в последнее десятилетие определилась между граждански смелых представителей научной интеллигенции. Примечательно, что известный в прошлом политик с языка «политика-демократа» переходит, можно сказать, на язык марксизма. Это заметно и у Губанова: «бытие определяет сознание», «господство частнокапиталистической формы собственности». Хасбулатов прямо заявляет о «высокой степени эксплуатации рабочей силы» в России и выделяет как одну из основных проблем «глубокое социальное неравенство и несправедливость, к которой мы пришли от в реальных условиях равного общества при социализме».

Он беспощаден в оценке путинско-медведевской внутренней политики: «Мало внимания человеческому фактору: условиям жизни, уровню обеспеченности жильём (миллионы бродячих людей), проблемы со здравоохранением и образованием, низкая оплата труда всех категорий трудящихся, включая учителей, преподавателей вузов, медиков. В целом, вопиющая социальная несправедливость. Трудно считать такое государство социальным».

И, наконец, Руслан Имранович делает заявление, отвечающее (с некоторыми поправками) логике исторического материализма: «Я убежден, что неизбежна новая социальная революция, которая приведёт к установлению социализма в очищенном виде, а нынешнее правительство своим непониманием происходящего создаёт для этого все условия. Как говорил Карл Маркс, революция — это повивальная бабка истории, которая сметает все барьеры в обществе и на какое-то время решает противоречия. Все клянут революцию, объявляют ей войну, а сами создают условия для неё».

Что касается поправок: у К. Маркса в «Капитале» сказано: «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым». В России реставрировался капитализм не дореволюционного времени, что никак невозможно. Духовным и политическим насилием (ложью и обманом горбачёвской перестройки, ельцинских реформ и стрельбой из танковых орудий по Советской власти в октябре 1993 года) либерал-демократы из перекрещенцев от советской и партийной номенклатуры создали ужасного монстра — со слов Хасбулатова, «семейно-клановый бюрократический капитализм — специфическое явление, характерное для нашей страны и некоторых иных стран периферийного толка».

И здесь необходима поправка: не только для нашей страны характерен этот капитализм, но и, кроме Белоруссии, для всех стран СНГ, что закономерно. Всякая попытка повернуть историю вспять приводит к социальному уродству — кричащему социальному неравенству. В переводе на язык марксизма-ленинизма это означает такое обострение противоречия между трудом и капиталом, которое разрешается революционным насилием. Его влечёт за собой контрреволюционное насилие.

Революция неотвратима, пока не разрешены назревшие противоречия, бьющие по основным интересам жизнебытия (экономическим интересам) громадного большинства, добывающего средства к жизни исключительно продажей своей рабочей силы и не участвующего в дележе прибылей от какого-нибудь капитала. Идёт речь о пролетарском большинстве, среди них и о низшем — пролетарском — слое интеллигенции. Хасбулатов как буржуазный интеллигент избегает говорить о пролетариате и буржуазии и, нам думается, делает он это сознательно: за каждым из этих понятий стоит объективная реальность. Вести речь о социальной революции, минуя главную её причину — противоречие между трудом и капиталом, то есть пролетариатом и буржуазией, — это вполне в духе буржуазного интеллигента от науки. Он понимает причины и неизбежность революции и страшится её. Он предупреждает буржуазную власть: умерьте аппетит олигархического капитала, иначе грянет социальная буря.

А вот пролетарский интеллигент Ульянов-Ленин говорил и писал о революции прямым текстом. Полемизируя с буржуазной «Финансовой газетой», утверждавшей в своей передовице, что «политический переворот, столь всеми желанный и жданный, принимает форму, не бывшей ещё нигде, революции социальной», Ленин писал в «Правде» 1 июня 1917 года: «Всякий политический переворот, если это не смена клик, есть социальная революция — вопрос только в том, социальная революция какого класса». И далее: «Неуклюжей и научно-неверной терминологией, смешивая «социальную» и «социалистическую» революцию, «Финансовая газета» желает скрыть от народа тот явный факт, что рабочие и крестьяне не имеют возможность удовлетвориться одним захватом власти буржуазией».

У Хасбулатова нет ответа на вопрос: о социальной революции какого класса он ведёт речь? Но вернёмся к ленинским мыслям о пролетарской, социалистической революции. Как К. Маркс и Ф. Энгельс, Ленин считал, что будет она мирной или немирной — зависит от степени сопротивления класса капиталистов. В конкретно-исторических условиях России весны—лета 1917 года, в условиях двоевластия (Временное буржуазное правительство и Советы рабочих и крестьянских депутатов) Ленин в знаменитых «Апрельских тезисах» представил программу мирного взятия власти Советами и последовательно и неуклонно проводил мысль о мирном переходе от революции буржуазно-демократической (Февральской) к революции социалистической. Ленин был убеждён, что, «если есть хоть один шанс из ста», что власть можно взять мирно, надо им всенепременно воспользоваться.

Что касается объективных, экономических условий для социалистической революции, то в своей статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» Ленин определил их так: «Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией». Отсюда ленинская идея о национализации таких монополий.

Владимир Ильич предлагал эсеро-меньшевистским и большевистским Советам образовать социалистическое правительство, национализировать частные банки и создать единый государственный банк, сохраняя в неприкосновенности денежные вклады за их владельцами. Он также предлагал национализировать тресты и синдикаты, для начала без экспроприации частной собственности, с установлением жёсткого государственного, рабочего контроля за деятельностью этих монополий: налоги, прибыль, оплата труда пролетариев. Но меньшевики и эсеры пошли на союз с либеральной буржуазией. Так была утрачена возможность мирного перехода к социалистическому этапу революции.

Говоря о мирном переходе к социалистической революции, Ленин особо выделял ту мысль, что «идёт речь не о введении социализма теперь, непосредственно, с сегодня на завтра, а о раскрытии казнокрадства» (в переводе на современный язык — о раскрытии коррупции. — Ю.Б.). Гвоздевым вопросом в этом раскрытии он считал контроль, осуществляемый снизу (рабочий контроль) за производством и распределением ресурсов — людских и материальных, кроме того, продуктов первой необходимости между населения.

«В сущности говоря, — писал Ленин, — вопрос о контроле сводится к тому, кто кого контролирует, т.е. какой класс является контролирующим и какой контролируемым». Он подтверждал: пока контролирующим является класс капиталистов, казнокрадство, то есть коррупция, будет процветать. Вопрос контроля снизу в условиях буржуазного государства — вопрос труднорешаемый, но это не значит, что он должен быть снят с повестки дня Коммунистической партии. Пока что КПРФ не нашла, не обнаружила хотя бы частично такого контроля, существующего в практике классовой борьбы.

Мелкобуржуазные иллюзии и мифы

Определение условий социалистической революции, теоретический анализ сложившейся конкретно-исторической ситуации с постановкой вопроса — а является ли она революционной? — и прежде всего привнесение научной коммунистической идеологии в пролетарские массы, их организация на классовую борьбу в мирных формах по Программе КПРФ (не только политические митинги, но при наступлении политической реакции активная пропаганда и поддержка политических забастовок, стачек, акций гражданского неповиновения), иначе говоря, всё, что Карл Либкнехт выразил тремя словами: «Обучаться, пропагандировать, организовывать», — всё это немыслимо проделать Коммунистической партии без пролетарской интеллигенции, гениальным представителем которой и был Владимир Ильич Ленин.

Взращивание этой интеллигенции — важнейшая задача КПРФ. Её решение требует определения и отбора особого типа людей, в первую очередь из рабочей интеллигенции, способной увлечь и повести за собой поначалу наиболее активную часть рабочего класса, а далее и его большинство. Рабочие-интеллигенты — это люди, способные на основе самообразования, неистребимой тяги к знаниям подняться до высот теоретического мышления. Это люди, которые, как говорит Ленина, «ни слова не возьмут на веру, ни слова не скажут против совести» и будут готовы к немирному повороту революционных событий. Много ли таких в КПРФ?..

Подчеркнём также, что пролетарские интеллигенты (не только и не столько по своему социальному положению, сколько по коммунистическому мировоззрению) — люди, имеющие иммунитет против заболевания оппортунизмом — буржуазным парламентаризмом, этим хроническим заболеванием мелкобуржуазной интеллигенции. Будем признательны Руслану Имрановичу за то, что он поставил вопрос о неизбежности социальной революции, но заметим: рисуемый им идеал «очищенного» социализма рассчитан именно на мелкобуржуазную интеллигенцию, находящуюся во власти иллюзии о возможности достижения социализма без классовой борьбы, а борьбой «за местечки» (Ленин) в структурах буржуазной власти.

А именно о этом пришествии социализма и говорит в интервью «Московскому комсомольцу» Хасбулатов. Его он видит на Западе, раскрашивая в радужные цвета западную модель капитализма: «Западные страны преодолели классовую борьбу за счёт резкого увеличения уровня жизни населения, а у нас идёт обратный процесс, ведущий к возвращению классовой борьбы». Так называемый социально ориентированный капитализм ведёт, по Хасбулатову, к «очищенному» социализму эволюционным, а не революционным путём. «Упаси нас, Боже, от последнего», — крестится испуганный интеллигент. Ему мил социально ориентированный капитализм, мирно, по обоюдному согласию пролетариата и буржуазии, перетекающий в «очищенный» буржуазный социализм.

На Западе свершилось то, о чём мечталось российской буржуазии летом 1917 года и о чём писалось в «Финансовой газете»: чтобы «законная, естественная в свободной стране «классовая борьба» не переросла в «классовую войну». «Классовая борьба» в стенах буржуазного парламента в жёстких рамках буржуазной демократии, и не более того. Никаких забастовок, никаких стачек, никакой революции. Чур её… но так ли всё было в действительности?

Мелкобуржуазному интеллигенту (сравнительно обеспеченному учителю в столице России и Санкт-Петербурге, врачу элитной частной клиники, адвокату и программисту в преуспевающей небольшой частной компании) по душе французский, шведский, швейцарский, норвежский социализм. Но что это за социализм и какова его цена? Это буржуазный, сытый, мещанский социализм, когда люди объединяются только в случае, если появилась угроза интересам моего автономного «я» — групповой эгоизм вместо коллективизма или суррогат последнего — корпоративный коллективизм. А моё «я» — это прежде всего мои деньги, моя собственность. До остального и до остальных мне нет дела: мой дом — мой корабль.

Потребительство, накопительство и жизнь лишь в своё удовольствие — таков образ жизни при мещанском социализме. Социализм ли это?.. Нечто подобное уже было в Германии тридцатых годов минувшего века. Фюрер Трудового фронта Роберт Лей, высокообразованный интеллигент, учёный-экономист, в 1935 году на весь мир объявил, что в Германии уже де-факто отсутствует классовая борьба, и начал усиленно строить социализм при набиравшей обороты военной машине: повышать зарплату, вводить кварталы новостроек, посылать рабочих в отпуск за границу, обеспечивать бесплатные образование и медицину.

То был «социализм» только для немцев при строительстве концлагерей для коммунистов, евреев, цыган. Сытых простых немцев приучали к запаху человеческой крови. Что примечательно: немцы не любят вспоминать Гитлера, Гиммлера, Геббельса, а Лея вспоминают. Цена мещанского социализма Лея известна: Вторая мировая война с угрозой реализации программы рабства ХХ века — плана «Ост».

Не придётся ли человечеству заплатить такую же цену за мещанский буржуазный социализм стран «золотого миллиарда»? У большинства французов, англичан, немцев, шведов был высокий уровень социального благополучия, когда евроамериканский империализм растерзал Югославию, Ирак, Афганистан, Ливию. Волновало ли это большинство рядовых европейцев? Ничуть.

Призрак третьей мировой навис над миром. Межимпериалистические противоречия становятся всё острее в условиях системного общего кризиса капитализма, о чём в так называемых аналитических телепрограммах, напоминающих кухонные посиделки, не говорится ни слова. С исчезновением СССР, самим фактом своего существования заставлявшего мировой капитал стать на путь социально ориентированной экономики, начался процесс наступления на права трудящихся в странах «золотого миллиарда»: во Франции, Англии, Италии, Испании. Это вынужден признать Хасбулатов: «В развитых странах уже появилась тенденция к ухудшению положения среднего класса, на что указывают даже аналитики Международного валютного фонда». Тем не менее не прав Руслан Имранович, утверждая, что только в России возвращается классовая борьба. Возвращается она и в странах Запада, в тех же Франции, Англии, Италии…

Пока что медленно, но неуклонно освобождается от оков оппортунизма — еврокоммунизма международное коммунистическое и рабочее движение. Но вирус соглашательства, «социального партнёрства» труда и капитала живуч в сознании мелкобуржуазной интеллигенции, которая, как отмечал Ленин, характеризуется «в общем и целом именно индивидуализмом», потому что это свойство её «состоит в неразрывной связи с обычными условиями её жизни, условиями её заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования, работы в одиночку или в очень мелких коллективах».

Мелкобуржуазная интеллигенция (и здесь подчеркнём: не столько по социальному положению, сколько по мировоззрению) является самой многочисленной во всём слое интеллигенции, и именно по этой причине она подвергается массированной обработке со стороны буржуазных СМИ, пропагандистов и идеологов «Единой России», ЛДПР, «Справедливой России». Самый ходовой миф, внедряемый в её сознание, — миф о государстве, стоящем якобы над классами российского общества, о его якобы функции третейского судьи при социальных конфликтах. Такое государство персонифицируется в официозных СМИ в деятельности президента России Путина.

Это старый социальный миф, которым грешили ещё народники в конце XIX века. Ленин, разоблачая их «государственническую» мифологию, писал: «Они прямо считают его (государство. — Ю.Б.) всемогущим и стоящим над всякими классами, ожидая от него не только «поддержки» трудящегося, но и создания настоящих, правильных порядков… Понятно, впрочем, что от них, как чистейших идеологов мещанства, и ждать нельзя ничего иного».

Увы, многие ещё в интеллигентской среде «не в состоянии понять, что… государство в буржуазном обществе не может не быть классовым государством» (Ленин), не может не защищать, не охранять и не проводить в жизнь интересы господствующего класса капиталистов. Работа между мелкобуржуазных интеллигентов, как, впрочем, и между мелких буржуа — малых предпринимателей, трудна, но очень важна для коммунистов. Мелкобуржуазная интеллигенция при освобождении своего сознания от социальных мифов, мещанских установок может сыграть просветительскую роль между населения, а при укоренении данных мифов и установок может исполнить и роль реакционную, как на современной Украине.

Коммунистам нельзя пренебрегать и деятельным общением с теми буржуазными интеллигентами, для которых дороги ценности русской, советской культуры и науки. Их, интеллигентов, служащих буржуазному государству, но не утративших чести и совести, мало, но они есть. Их слово много значит для общества.

Не имеют возможность люди большой науки и культуры (атеисты и верующие) спокойно взирать на унижение общенациональной гордости — на позорный процесс низведения Российской академии наук до положения общественной организации. Не имеют возможность они не видеть опасности для общества воинствующего клерикализма. Даже в царской России Московский государственный университет не имел кафедры теологии, а теперь имеет. В светском государстве, каким считается Россия, религия приравнена к науке...

Не имеют возможность люди истинно русской, российской культуры быть безучастными к глумлению над русской классикой в театре, кино, изобразительном искусстве. Не имеют возможность они быть равнодушными к торжествующей у нас социальной несправедливости — ужасному социальному неравенству.

Национальное и классовое

Говоря о трагедии современной российской интеллигенции, невозможно миновать вопроса: как и почему произошло то, что обернулось бедой для нашей страны — из трудовой, народной советской интеллигенции выделилась ничтожно малая, но агрессивная, отчуждённая от Советской Родины «пятая колонна», сумевшая совратить антисоветизмом умы и души многих людей? Данный вопрос не рассматривается в нашей статье — он ждёт своего исследования.

Но советская интеллигенция не пропала бесследно. Она в лице лучших своих представителей (а их немалая рать) в мрачные девяностые годы, да и по сию пору, спасала и спасает страну от развала: за гроши трудилась и работает на приватизированном раздробленном производстве, сохраняя, как может, технологическое наследие СССР; продолжает свой подвижнический поиск в подорванной рыночным чистоганом фундаментальной и прикладной науке; делает почти невозможное — сохраняет театры, дома культуры, музеи, библиотеки, скудно оплачиваемые на местах, в глубинке России; руками бескорыстных врачей лечила и лечит людей, страстотерпным трудом учителей, получающих нищенскую зарплату, воспитывала и воспитывает детей пролетариев, брошенных буржуазным государством на произвол судьбы; в лице офицеров, что честь имеют, не дала погибнуть Армии и Флоту.

Главное, что успела передать советская народная интеллигенция честной и совестливой интеллигенции России, — это чувство любви к Родине, что бы с нею ни случилось, чувство ответственности за её судьбу. Это чувство, как говорил великий русский педагог К.Д. Ушинский, умирает в русском человеке последним, вместе с его смертью. Здесь остановимся, чтобы рассмотреть вопрос о спекулятивном использовании олигархически-бюрократической властью святого чувства патриотизма под лозунгом общенационального единства.

Каждый российский интеллигент-патриот с долгожданной радостью — справедливость восторжествовала! — встретил возвращение Крыма, Севастополя в Россию. С пониманием отнёсся он и к военной, политической и дипломатической помощи Сирии со стороны Российской Федерации: этого требуют интересы национальной безопасности нашего Отечества. Россия, политическое руководство которой в первый раз за последние двадцать пять лет стало проводить независимую внешнюю политику, оказалась в кольце экономических и политических санкций империалистического Запада. Русофобия зашкаливает в западном мире, и войска НАТО стоят у наших ворот. Необходимость общенационального единства перед угрозой извне самая что ни на есть настоятельная.

Но возможно ли оно, это единство, при всё усиливающейся социальной несправедливости? Уж если необходимо мобилизация всех национальных сил, то почему не делается элементарно необходимого: не вводится прогрессивное налогообложение по доходам и капиталу; не принимается закон о признании государственным преступлением вывоза капитала за границу, в офшоры; не осуществляется переход к новой индустриализации при как минимум прекращении приватизации и банкротства производства; нет законодательного оформления привлечения трудящихся к контролю за производством и распределением ресурсов (людских и материальных) с целью недопущения казнокрадства — коррупции.

Вместо обсуждения конкретных мер, подобных названным, в кругах патриотической интеллигенции идут нескончаемые дискуссии о единстве русской нации, о законодательном закреплении её ведущей роли. Дискуссии ведутся вне всякой связи с господствующими в обществе формами собственности. Национальные интересы, нация, как утверждают наши горе-патриоты, — это сакральные понятия. Формы собственности — как это прозаично, приземлённо…

тем не менее на русофобствующем Западе последнее время укрепляют государственную собственность. В его ведущих странах она составляет от 40 до 60%. Она скрепляет производство в единое целое и тем самым объединяет буржуазную нацию. А что осталось от государственной собственности в России? Вопрос риторический.

В Советском Союзе общенациональные интересы скреплялись прежде всего социалистической собственностью. Именно вопрос собственности — аграрный вопрос — был решающим в судьбе русской нации в 1917 году, о чём писал молодой Сталин в 1913-м («Марксизм и национальный вопрос»): «Не национальный, а аграрный вопрос решает судьбы прогресса в России; национальный вопрос — подчинённый».

Так обстоит дело и сегодня. Здесь вновь обратимся к упомянутой ранее книге Сергея Губанова «Державный прорыв». Её автор рассматривает национальный вопрос как подчинённый вопросу социальному, классовому — вопросу о собственности: «Вовсе не национальный вопрос уничтожает Россию. Россию уничтожает вопрос о собственности — вопрос, поистине фундаментальный и системный. Именно господство буржуазной собственности на землю и прочие ключевые высоты экономики принуждают россиян «своими руками уничтожать собственную Родину», заставляя социальное большинство мириться с компрадорской распродажей России оптом и в розницу».

Что такое социальное большинство, как не пролетариат — трудящийся класс, увы, как это ни горько признать, ещё не осознавший себя в России как класс, составляющий громадное большинство русской нации и великой многонациональной общности, созданной единством исторической судьбы народов и наций нашего общего Отечества. Да, пролетарии физического труда — промышленные рабочие — и труда умственного — инженерно-технические работники, программисты, учителя, преподаватели вузов и т.д. — ещё не осознали единства своих классовых интересов и их непримиримости с классовыми интересами крупного, у нас олигархического, капитала.

Но это не будет длиться вечно. Сама жизнь заставит их прийти к пролетарской солидарности в борьбе труда с капиталом. И, конечно же, к этому их подвигнет привнесение классового сознания в пролетарскую массу Коммунистической партией Российской Федерации, не непреднамеренно рассмотревшей вопрос об усилении партийного влияния в пролетарской среде на своём пленуме ЦК в 2015 году.

На это имеют возможность уйти годы и годы. Но кризис, давно терзающий страну, может стать мощным ускорителем революционных событий и поставить в повестку дня вопрос не о буржуазно-демократической революции, желательной, как нам думается, для интеллигентов типа Р.И. Хасбулатова, а о революции социалистической. Готова ли КПРФ к такому ходу событий?..

Здесь поставим вопрос о воспитании партийной, революционной, марксистско-ленинской по воззрениям интеллигенции и вновь обратимся к Ленину: «Ни в одном политическом или социальном движении, ни в одной стране никогда не было и быть не может иного отношения между массой данного класса или народа и немногочисленными интеллигентными представителями его, кроме такого: всегда и везде вождями известного класса являются его передовые, наиболее интеллигентные представители».

Классика потому классика, что она не стареет. Ленин всегда актуален.