Мы отмечаем (и будем отмечать до февраля следующего года) 75-летие Сталинградской битвы. Великая дата отечественной и мировой истории. Но что это значит — отметить её? Поставить галочку или даже несколько в календаре?
Вот так совпало, что именно 19 ноября, в один из самых знаменательных дней огненного календаря той судьбоносной битвы, когда 75 лет назад на Волге началось контрнаступление советских войск, в германской столице городе Берлине выступил русский школьник. Уполномоченный и подготовленный, конечно же, вполне взрослыми дядями и тётями, он выразил сочувствие немецким солдатам, оказавшимся, по его выражению, в «так называемом Сталинградском котле», перенёсшим «немыслимые страдания» в советском плену и «невинно погибшим».

В целом, дата памятная волею инструкторов была отмечена наиболее своеобразно. Получилось, что и не следует было никакого советского контрнаступления, а тем более «котла», то есть окружения немецко-фашистских войск и пленения захватчиков. Гуляли бы они и дальше по нашей земле, устанавливая свой «новый порядок»...

А что несли нам те «невинно убиенные»?

Да, что нас ждало при их «порядке»?

Слово — поэту-фронтовику Сергею Наровчатову, одному из тех бойцов, которые воистину неимоверным подвигом повернули вспять гитлеровское нашествие:

Я проходил, скрипя

зубами,

Мимо сожжённых сёл,

казнённых городов

По горестной, по русской,

по родимой,

Завещанной от дедов

и отцов.

Запоминал над деревнями

пламя,

И ветер, разносивший

жаркий прах,

И девушек, библейскими

гвоздями

Распятых на райкомовских

дверях...

Я слушал это на вечере в городе Москве, посвящённом 75-летию начала нашего наступления под Сталинградом. А потом не раз мне приходило в голову: если бы тогда школьник из Нового Уренгоя Николай Десятниченко был не в германской столице, а на том потрясающем вечере, рядом со мной, неужто сердце его не дрогнуло бы? И сказал бы я ему, что на одной лишь Смоленщине сожгли оккупанты более 5000 сёл и деревень, из них около 300 вместе с местными жителями — стариками, женщинами и малыми детьми.

Вот против чего была Сталинградская битва. Против уничтожения нас как народа и превращения оставшихся в рабов. Вот почему девизом нашим стало: «Кровь за кровь, смерть за смерть!» И вот почему все люди в мире, кому дорога была справедливость, так искренне приветствовали Сталинградскую победу.

Город славы под псевдонимом

Погодите, товарищи: тем не менее ведь в этот день у нас нет города с таким названием — Сталинград. Оно просто стёрто с карты нашей страны и мира. Это что? Это как? Праздновать следующий Сталинградский юбилей опять в Волгограде?

Для участников того величайшего исторического сражения, ушедших и ещё живых, не было и нет более насущной, более острой и болезненной проблемы, чем необходимость возвращения прославленному городу-герою имени Сталинграда.

Я слышу это чуть не каждый день от военного связиста Игоря Григорьевича Гребцова, готовящегося к своему 95-летию. Слышу от фронтовой медсестры Марии Михайловны Рохлиной, встретившей недавно 93-й день рождения. И Алексей Шахов, достойный внук генерала-сталинградца В.А. Грекова, публикующий сейчас в «Правде» очень интересный материал по воспоминаниям, а также другим документам деда, считает эту задачу важнейшей.

Собственно, тема вечера в Центральном Доме журналиста, про который в этот день я хочу рассказать, также продиктована была, наряду со многим другим, и вопросом об имени города-героя. Не непреднамеренно инициатор и организатор вечера Александр Николаевич Васин-Макаров назвал его так: «Сталин. Сталинский большевизм. Сталинград».

Во имя памяти

Об этом человеке, удивительно талантливом, мне уже доводилось писать. Одарённость его разнообразна. По профессии преподаватель математики, Александр Николаевич также неузаурядный поэт, композитор, певец, глубокий исследователь творчества М.Ю. Лермонтова и автор ряда книг о нём, составитель и издатель «Антологии русского лиризма. ХХ век» в трёх томах...

Тем не менее главным делом его жизни с труднейшего 1992-го стало создание Литературно-музыкальной студии народной культуры и руководство ею. Более пятидесяти таких же подвижников, всей душой преданных родной культуре и готовых самоотверженно служить ей, объединил он вокруг себя. Это учителя и врачи, учёные и лётчики гражданской авиации, работники МЧС и военные.

Кто-нибудь может спросить: а при чём здесь Сталинград? Секрет в том, что руководитель студии — человек сверхзадачи. Ему мало, для примера, подготовить хороший концерт и выступить с ним. Вместе со своими соратниками он ищёт способы особого контакта с залом, чтобы эмоционально захватить слушателей и в то же время побудить их думать, размышлять. Отсюда роль ведущего, которую всё чаще берёт на себя сам руководитель студии. Отсюда и выбор тем.

Так, 6 декабря прошедшего года здесь же, в Доме журналиста, они провели вечер в честь 75-й годовщины наступления Красной Армии под Москвой. Не только и не столько чтобы поздравить своих современников, а вот помочь им осознать и прочувствовать значимость произошедшего в те давние дни.

Не менее важно это, если учесть навал фальсификаций, и для темы Сталинграда.

Мне сообщили, что к этому вечеру Александр Николаевич начал готовиться ещё летом. В результате появилось на свет даже нечто вроде вступительного доклада, который получился, правда, наиболее спорным: работу стоит продолжить. В то же время, огромная масса стихов, песен, документального материала (дневники, воспоминания, письма и т.д.), пропущенная сквозь душу и давшая возможность богатейшего отбора, оказала помощь составить композицию необыкновенной силы. И она, исполненная студийцами на высшем уровне, перенесла зал туда, в 1942 год, когда сверхъестественным всенародным напряжением Советская страна спасала человечество от страшной угрозы.

Всенародность начиналась с мальчишек и подростков

Понять и прочувствовать истоки нашей Великой Победы можно по-настоящему лишь через живое ощущение той всенародности, которое помним мы, «дети войны», но, увы, ставшее некоей абстракцией для многих из последующих поколений. Коллектив Александра Васина-Макарова ощущение времени трепетно возрождает.

Сталинград в его композиции — это вся страна и люди в ней, от мала до велика, соединённые общим горем и единой целью. И это роковой 1942-й.

Вот совсем маленький мальчик морозной зимой где-то в далёкой сибирской деревне. Его чувства пронзительно переданы в мало известном стихотворении «Холода», написанном много лет спустя геологом Владимиром Павлиновым по детским впечатлениям. Умеет же Александр Николаевич разыскать такие стихи, положить их на музыку да ещё так исполнить, как, мне кажется, только ему дано:

Дымятся снежные холмы,

и ночи нет конца.

Эвакуированные мы,

и нет у нас отца.

Ах, мама! Ты едва жива,

Не стой на холоду...

Какая долгая зима

в сорок втором году!

Да, это детское горе, детский плач, как определяет жанр автор музыки. Тем не менее! Будем слушать мальчика дальше:

Забыл я дом счастливый

наш,

тепло и тишину.

Я брал двухцветный

карандаш

и рисовал войну.

Шли танки красные вперёд

под ливнем красных стрел,

Вниз падал чёрный самолёт,

И чёрный танк горел...

От сверстников того мальчика повторю вновь и вновь: именно так было. Наши рисунки, письма и пожелания, шедшие на фронт, даже вместе с нашим трудом в колхозе, где мы старались изо всех своих силёнок, не могли, разумеется, сломить страшного врага. Тем не менее что-то действенное, надеюсь, и от нас передавалось фронту.

А уж от тех, кто был постарше… Стихи двух ровесников, 1927 года рождения, Анатолия Головкова и Валентина Павлова, положенные на музыку Александром Васиным и студийцем Фёдором Романовым, прозвучали на вечере также как почти никому не известные, тем не менее абсолютно необходимые.

Оба будущих автора в 14 лет пошли работать на оборону — в цеха, где, по выражению ставшей знаменитым поэтом Людмилы Татьяничевой, «из гнева плавился металл, а слёзы превращались в порох». И Валентин Павлов напишет потом стихотворение «Подростки»:

Мы остались

низкорослыми —

Было не с чего расти,

А работали, как взрослые,

Только ели не ахти.

Под гвардейскими

знамёнами

Не громили мы врагов,

тем не менее снаряды эшелонами

Слали фронту со станков.

Мы остались

низкорослыми:

Что поделаешь — война.

Тем не менее громила в годы грозные

Вражьи полчища страна.

Вы единство автора со всей страной чувствуете? А сверстник его, Анатолий Головков, отработав на оборонном заводе, добился, чтоб добровольцем взяли на фронт, и дошёл до Берлина. Почему добивался? Ответ — в стихах, ставших песней:

Бедой захлёстнута страна,

Пылит на марше рота.

Легла на плечи мне война

Стволом от миномёта.

Страна, захлёстнутая бедой. Она позвала и призвала.

Голоса врагов и «катюша»

А теперь послушаем врагов, незваными явившихся на нашу землю. Поучительно. Стоит всем в мире помочь вспомнить, у кого память отказывает. Спасибо Васину и его соратникам за внушительный подбор.

Из дневника рядового 295-й пехотной дивизии Эриха Отто.

5 сентября 1942 года.

Утром был потрясён прекрасным зрелищем: в первый раз сквозь огонь и дым я увидел Волгу, спокойно и величаво текущую в своём русле. Почему русские упёрлись на этом берегу? Неужели они думают воевать на самой кромке? Это же безумие.

Начало ноября 1942 года.

В этот день получил письмо от жены. Дома надеются, что мы к Рождеству вернёмся в Германию, и уверены, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Данный город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов. Сталинград — это ад. Каждый божий день атакуем и, если утром продвигаемся на 20 метров вперёд, вечером нас отбрасывают назад.

25 ноября 1942 года.

Почти два месяца мы штурмовали один-единственный дом. Да напрасно штурмовали! Никто из нас не вернётся в Германию, если только не произойдёт чуда. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских.

* * *

Если бы вы имели представление о том, как быстро растёт лес крестов! Каждый день погибает много солдат, и во многих случаях думаешь: когда придёт твоя очередь? Старых солдат почти совсем не осталось. Совершенно ясно, что положение наше наиболее неблагоприятно, и кто знает, что принесёт зима. Во всяком случае, ничего хорошего. Потеряв давно собственную волю, мы, как бараны, терпеливо подчиняемся ходу событий.

Из письма жене унтер-офицера 227-й пехотной дивизии Рудольфа Тихля.

* * *

У русских невероятное количество проклятых миномётов, их выстрела не слышишь; вдруг разрыв — и осколки летят уже во все стороны. А после чего их «орган», нечто вроде нашего шестиствольного миномёта, тем не менее только он куда сильнее действует на нервы. Мне уже приходилось видеть раненых, среди которых попало 30 и больше осколков. Кто не слышал «органа» и не стоял под его огнём, тот не знает России.

Из письма ефрейтора Вилли Шульца от 13 ноября 1942 года.

Надо заметить: то, что фашистский ефрейтор называет русским «органом», — это наша знаменитая и любимая «катюша». Прославленный гвардейский миномёт, сыгравший колоссальную роль в Сталинградской битве. Так что недаром одноимённую песню Михаила Исаковского и Матвея Блантера о девушке по имени Катюша, написанную до войны, Дмитрий Хворостовский всё время включал в свой цикл военных песен. И на этом сталинградском вечере студии Александра Васина очень кстати она прозвучала. Как всегда, в изумительном исполнении.

Кто идейно и духом сильнее

Сталинград — это столкновение не только противостоявших армий, тем не менее и двух диаметрально противоположных идеологий. В этот день наследники тех разгромленных завоевателей пробуют всё перевернуть с ног на голову. Тем не менее есть масса документальных свидетельств, что нас считали «расово неполноценными», а потому подлежавшими уничтожению. И это нынче также важно услышать.

Вот эсэсовская газета «Das Schwarze Korps» («Чёрный корпус») посвятила этому вопросу свою передовицу в номере от 29 октября 1942 года, выдержки из которой звучат на сталинградском вечере. Статья начиналась с оценки боевого духа советских войск: «Большевики атакуют до полного истощения и обороняются до физического уничтожения последнего человека и последнего патрона. [...] Каждый солдат сражается порой даже тогда, когда он по человеческим понятиям больше не может сражаться». Всё, что солдаты вермахта испытали во время кампаний в Европе и Северной Африке, выглядело «детской игрой в сравнении со стихией войны на Востоке». Газета объясняла это различие расовыми и биологическими законами: советские солдаты, говорилось в статье, принадлежат к другому «виду»: они проходят от «стоящего ниже, тупого человеческого типа», который не в состоянии «познать смысл жизни и ценить жизнь». Из-за этого дефицита человеческих качеств, по мнению автора передовицы, красноармейцы и проявляли в бою такое презрение к смерти, которое чуждо европейцу, стоящему выше в культурном отношении. В заключение описывалось, какую угрозу для Европы несёт «необузданная сила неполноценных людей».

Так представляли русских, советских фашисты. Тем не менее кто оказался духовно сильнее? Весь данный вечер, посвящённый Сталинградской битве, был проникнут советскими песнями, созданными в годы войны. Звучали «Тёмная ночь» и «Синий платочек», «На позиции девушка» и «Давно мы дома не были», «Волховская» и «Ах, туманы мои, растуманы»…

Таких прекрасных, душевных лирических песен у фашистов не было и не могло быть, а ведь данные песни умножали силы наших бойцов неисчислимо. Как и частушки, сочинявшиеся иногда прямо в окопах. Васин к вечеру их также подобрал:

Гады, жгите, гады,

грабьте,

Нас ничем не запугать.

Как своих ушей собаке,

Вам России не видать.

Бредил Гитлер наяву:

«В десять дней возьму

Москву».

А мы встали поперёк:

«Ты Берлин бы поберёг!»

Слушая эту частушку, я вспомнил строки из песни, которая была написана в самый трудный момент битвы за Москву:

И по улицам Берлина

Флаг советский пронесём.

Казалось бы, до того ли, когда враг у стен советской столицы. Тем не менее ведь и в самом деле: пронесли же советский красный флаг по улицам Берлина, подняли его на рейхстаг!

Очень тронули строки воспоминаний одного из лучших гармонистов России уральца Александра Петровича Устьянцева, который во время войны был ещё дошкольником:

«Самые яркие воспоминания детства — это, разумеется, военные годы. Отец ушёл на фронт в 1942-м. Я очень тосковал и стал просить маму купить гармонь. И мама обменяла три ведра картошки на гармошку. С тех пор и играю.

На всю жизнь запомнил, как собирались женщины после работы по вечерам на посиделки. Новостями с фронта обменивались: считай, вся мужская половина деревни с фашистами воевала. Мама вечером гармонь под мышку, меня за воротник — и с собой. Спать хочется, ребёнок же, тем не менее играл. А тут и похоронки, и слёзы, и песни…»

необходимы ли к этому комментарии, что значили песни и музыка не только на фронте, тем не менее и в тылу?

От Чуйкова до наших дней

Существенный факт: ещё до Сталинградской битвы, в январе 1942-го, по решению ЦК ВКП(б) при Академии наук Советского Союза была создана Комиссия по истории Великой Отечественной войны. Значение происходившего в Сталинграде, разумеется, было ясно, и всё-таки я поразился, что представители той комиссии начали записывать воспоминания некоторых участников битвы прямо, как говорится, по горячим следам.

В частности, беседа с генерал-лейтенантом Василием Ивановичем Чуйковым, командующим 62-й армией (будущей 8-й гвардейской), состоялась 5 января 1943 года, когда до завершения сталинградских боёв оставался ещё почти месяц. И вот что мы услышали на вечере от прославленного полководца:

«Самый ужасный момент в обороне Сталинграда был после выступления Гитлера, когда Риббентроп, а также другие объявили, что Сталинград будет и должен быть взят 14 октября. Он (немец. — Ред.) пять дней готовился. Это мы чувствовали, знали, что он подвёл свежие танковые дивизии, сосредоточил на участке двух километров новые дивизии, и до этого он утюжил так самолётами и артиллерией, что дышать невозможно было. Вот мы сидели в балке. Он нас бомбил, расстреливал, жечь начал, знал, что там командный пункт армии. Там было штук 8 бензобаков. Всё это разлилось. У начальника артиллерии по блиндажу нефть полилась. Всё вспыхивает, и Волга на километр горит по берегу.

Три дня был сплошной пожар. Мы боялись задохнуться, угореть, придёт и живыми заберёт. Перескочили на другой КП, ближе к его главному удару. Там держались. Мы знали, что лишний метр связи грозит частыми обрывами от бомбёжки. Самое преступное, самое опасное для командира, особенно большого, когда он теряет управление и связь. Мы больше всего этого боялись — не потерять управления войсками. Пусть я ему резерва не дам, тем не менее достаточно мне взять трубку и поговорить как следует, уже этого достаточно.

Я много в жизни пережил бомбёжек, артиллерийских подготовок и пр., тем не менее 14-е число у меня останется в памяти. Отдельных разрывов не слышно, самолётов никто не считает, тем не менее главное, выходишь из блиндажа и в 5 метрах ничего не видишь, всё покрыто гарью, пылью, дымом. Таким было 14 октября 1942 года».

Известно, что Маршал Советского Союза В.И. Чуйков уже после войны, по его предсмертному завещанию, был похоронен в Сталинграде — на легендарном Мамаевом кургане. А на вечере, о котором пишу, был такой интересный момент. Ведущий, то есть Александр Николаевич Васин-Макаров, надев пилотку, рассказал, что, призванный более полувека назад в Советскую Армию, он служил в той самой 8-й гвардейской, которой когда-то командовал Чуйков.

Было это в Группе советских войск в Германии. На аэродром в Эрфурте привезли овеянное славой армейское Сталинградское знамя.

Мы знамя своё целовали —

Я также его целовал.

Мы тихо присягу давали —

Я также присягу давал.

Личное соединилось с историческим.

Когда-то я уже писал, что руководитель этой необычной студии народной культуры хорошо знает и помнит свои родовые корни. Двойная фамилия Васин-Макаров — это, чтобы рядом в ней были отец и мать. А они познакомились на фронте, там и поженились. Воевал и погиб в 1942-м под Калугой брат отца — Александр Александрович Васин. Прошёл Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную дед Иван Макаров — красный донской казак, получивший в награду шашку от самого Будённого.

Вспоминая всё это, опять думаю о том, как мы должны отмечать даты, значащие для нас очень много. Ни в коем случае не формально! Отмечать надо душой и сердцем, как дружина Александра Васина-Макарова. Если наш Сталинград будет в сердце у нас, он быстрее вернётся и на карту географическую. А он обязательно должен вернуться!